Пэтси вышла на дорогу. Белые от лунного света листья тихо шумели и шептались на деревьях, растущих вдоль Пур-Фокс-роад. Пэтси ждала. Она стряхнула с платья грязь и хлопья пыли, перешла улицу и подошла к своей машине. Через несколько секунд за поворотом узкой заросшей дороги показался свет фар подъезжающей машины.
Через открытое окно автомобиля Ричарда она видела их лица – три повернутых в ее сторону белых пятна. Пэтси заметила, что рука Грема висела на сделанной наспех перевязи из красного шарфа. Длинная ссадина краснела на правой щеке. От Табби исходил согревающий поток заботы и любви.
– Вы сможете вести свою машину, Пэтси? – спросил Грем. – Не хотелось бы оставлять ее здесь на ночь.
Пэтси кивнула.
– Вы уверены? – Ричард перегнулся через Табби, чтобы лучше рассмотреть ее. – Почему бы вам не доверить это дело мне?
– Ox, с радостью, пожалуйста.
– Едем ко мне, – сказал Грем, – Я думаю, никто из нас не собирается спать сегодня ночью.
5
Пэтси и Ричард уселись на старый диван. Грем повернул стоящий около столика с пишущей машинкой рабочий стул и сел к ним лицом. Он хмурился. Табби уселся по-турецки на полу перед Ричардом. Он знал, что хмурый вид Грема относится к нему и что Грем не меньше зол и на самого себя. Теперь они все знали, что произошло с каждым из них.
– Я хочу спросить тебя, Табби, – произнес Грем, – откуда ты узнал, что Пэтси в опасности? И как тебе удалось так подробно все описать, что я смог найти это место? Как это получилось?
– Я просто знал.
– Просто знал. Ха! Разве ты не понимаешь, сынок, что все, абсолютно все, что происходит, очень важно для нас – что все это фрагменты одного узора? А если мы не сможем сложить этот узор, то не сможем выполнить нашу работу!
Ты не должен ничего скрывать от нас, Табби. Если ты действительно хочешь помочь нам.
– Хочу, – ответил Табби.
Он вовсе не собирался скрывать от Грема и Ричарда, если, конечно, Пэтси не против, мысленную связь с Пэтси, но он не мог бы рассказать о той ночи, когда впервые обнаружил ее, даже Грему и Ричарду, хотя ближе них у него никого нет, не считая Пэтси, конечно. Они бы не поняли – Табби и сам не понимал, как он позволил себе отправиться с близнецами Нормана. Табби был серьезен, очень серьезен; так же серьезны были бы Ричард и Грем, если бы обнаружили, что он уничтожил Дракона.
– Докажи это мне, – сказал Грем.
– Хорошо. Ты тоже хочешь этого, Пэтси? – Она кивнула. – Хорошо. Я не знаю как вы это называете, но Пэтси и я.., мы.., мы можем…
– Телепатия, – проговорила Пэтси, – мы можем посылать друг другу сообщения.
За спиной Табби глубоко вздохнул Ричард Альби.
– Ага, – Грем улыбался, – конечно, так и должно было быть. Я знал. Знал с самого первого раза, когда увидел вас вдвоем. Вы двое одинаковы. Хорошо. Спасибо, что рассказали мне. Когда вы впервые заметили эту способность?
Табби не очень хотел обсуждать эту тему.
– Прямо сегодня, – ответил он.
– Пэтси?
– В первую ночь, когда мы четверо собрались вместе.
В ту ночь со мной произошел припадок, и я увидела голову Дракона, которая вылезала из книги.
– Нет, это не был припадок. Мы собрались вместе не случайно, мы здесь, потому что наш враг только что обрел настоящую силу и могущество. Наша битва впереди. Табби!
Ты можешь еще что-нибудь рассказать нам? Что-нибудь добавить?
Табби покачал головой.
– Что ж, позвольте мне тогда поведать вам о Черном Лете, и, быть может, вы узнаете из моего рассказа много нового. Теперь вы все, без сомнения, представляете, что случилось тогда, потому что то же самое происходит сегодня: я думаю, что Гидеон Винтер пытается повторить лето тысяча восемьсот семьдесят третьего года. И, с моей точки зрения, он прекрасно преуспел в этом. Что мы имеем? Людей, покинувших город, пожары и смерти… – Лицо Грема исказила боль. – Очень скоро поезда будут проезжать мимо Гринбанка и Хэмпстеда. Один раз машинист "забудет" остановиться, очень скоро он "забудет" остановиться вновь, а потом они просто перестанут замечать мелькающие названия станций.
Когда-нибудь при свете голубой луны, посмотрев на большую красную вывеску "Хэмпстед", они будут пытаться понять, почему при этом слове их начинают мучить угрызения совести. Но знаете, все это не имеет значения – никто не будет ждать этих поездов, платформы опустеют. Город умрет, друзья мои, он уже смирился с этим.., и он уже на полпути к могиле.
И через два, пять, а может, десять лет Хэмпстед превратится в огромную гробницу…
Грем посмотрел на них и поднес руку к горлу.
– Пересохло. Нужно немного промочить его. Табби, будь добр, вынь из холодильника бутылочку пива. Пэтси, хочешь что-нибудь? Джин, может быть? Ричард? Усаживайтесь поудобнее, впереди длинный рассказ. Я собираюсь рассказать вам о лете тысяча восемьсот семьдесят третьего года и о том, что произошло между мной и мистером Бейтсом Креллом, чей дом мы посетили сегодня вечером. Пришло время поведать вам об этом, дети мои.
Табби открыл бутылочку пива и для себя.
Глава III
ГОРЯЩАЯ РЕКА
1
– Мне было двадцать, – начал Грем, – и по возрасту я был ближе всех вас к Табби, а это кое-что значит. Я работал над первым романом – тем самым, который опубликовал восемь лет спустя. Я считал, что сюжет романа великолепен, .во всяком случае он был мне очень близок, так как меня интересовала история исчезновения женщин Хэмпстеда. Мои родители хорошо знали одну из них – Дейзи Вест. А я был знаком с ее мужем, Горасом. На самом деле он был очень мягким человеком, но с исчезновением жены его буквально подменили: он пошел в полицейский участок и набросился с кулаками на Клетцки, начальника полиции. Тот был вынужден водворить его на одну ночь в камеру. Вот во всем этом я и хотел разобраться. Как исчезновение одних людей влияет на других, как после этого изменяются их жизни.
Итак, я обзавелся небольшим блокнотом, куда стал записывать все приходившие в голову идеи; я отправлялся в далекие прогулки, стараясь держаться подальше от людей, от членов моей семьи, и писал, писал, фиксируя даже незначительные мысли. Чаще всего местом прогулок служила Рекс-роад – дорога, извивавшаяся вдоль берега реки, вела из Гринбанка в город. В те дни почти вся левая сторона Рекс-роад представляла собой сбегающие к реке голые поля.
Вы могли пройти по дороге две или три мили, и река все время находилась перед вами. Я следил за движением судов и лодок, делал пометки в блокноте и не спеша шел дальше.
Проголодавшись, я усаживался на краю дороги и вынимал из рюкзака сандвич. Со мной обычно была одна или две книги, иногда маленький томик Джона Домма, иногда – Руперта Брука. Я был молодым человеком с возвышенным образом мыслей. Возвышенным. Наивным. И почти столь же способным к созданию книги (чего мне очень хотелось), как способен к этому хомяк. Домм и Руперт Брук – именно они помогли мне выжить тем летом.
Итак, однажды я сидел на обочине Рекс-роад и, поедая сандвич, рассматривал суденышки на Наухэтен. Мое внимание привлек мужчина, суетившийся на палубе неуклюжего рыболовного судна, направлявшегося в сторону Саунда.
Крупный, бородатый парень, одетый в тяжелое синее пальто и кепи, косо сидевшее на голове. По непонятной мне самому причине я почувствовал тревогу – не просто беспокойство, а именно тревогу, внутренний толчок, какую-то ошибку, сбой в общем порядке вещей. Ну, как, например, если бы я взглянул на небо, а там оказалось две луны. Да, какая-то ошибочность, не правильность была в увиденном – наверное, так можно наиболее точно сформулировать охватившие меня чувства. Я опустил книгу, во рту мгновенно пересохло. Судно скользило по течению, мужчина в кепи, стоя около каюты, облокотился на поручни и поднял голову.
Он смотрел прямо на меня, будто ему было известно, что я здесь, в этом месте, на берегу.
Грем остановился – лицо Пэтси побелело, на нем читалась тревога. Ее глаза расширились, и он понял: кого бы она сейчас ни видела, но только не их, сидящих в этой обшарпанной гостиной.
Тогда Табби сказал:
– Вы знали.