Глянув вниз, я увидел себя со стороны: костлявое существо, окутанное чёрной материей, лежало, скрючившись у подножья виселицы. В то же время, я чувствовал своё тело. Оно было лёгким, подвижным и полным сил. Когда я провёл руками по лицу, я обнаружил, что морщины исчезли. На лбу вились жёсткие, густые волосы.
— Невероятно, — пробормотал я, и мой голос показался мне юным и звучным. — Как… как такое возможно?
— Я всё расскажу тебе, — ответила Виттория. — Ведь в нашем распоряжении вся вечность.
— Вечность? Мне суждено провести её в том же месте, где и ты? После всех моих злодеяний?
— Твои злодеяния — обратная сторона твоей благодетели.
— О, это насмешка. Дьявол издевается надо мной.
— Уже не издевается. Всё кончено. Смотри.
Я видел, как цыганка склонилась над моим телом, сняла с него чёрный плащ и накинула себе на плечи, полностью скрыв своё белое одеяние. В таком виде она могла раствориться во тьме и покинуть Париж до рассвета.
Судорожно сжатые пальцы моей руки были опутаны каким-то шнурком, к которому был привязан маленький атласный мешочек. Это была ладанка, которую я сорвал с шеи девчонки.
========== Глава 64. Purgatorio ==========
Оставив позади виселицу, которой суждено было пустовать на этот раз, мы молча шли вдоль набережной. Все постройки вокруг нас стали полупрозрачными и призрачными. Весь мир походил на предрассветную игру теней. Дворцы и жилые дома казались угольными набросками на куске пергамента. Пустая Крысиная Нора зияла точно раскрытая пасть мёртвого животного. Из плотной материи были сделаны лишь мы с Витторией.
Всё ещё привыкая к своему новому телу, я то и дело дотрагивался до её руки или струящихся тёмных волос. Пришло время обратить внимание на наши одеяния. На ней было бледно-голубое платье, то самое, в котором я видел её в последний раз, а на мне флорентийский уличный костюм, которого у меня никогда не было при жизни. Я не спрашивал, кому пришло в голову меня так причудливо облачить, a лишь радовался, что сутана больше не обременяла меня. Когда у меня последний раз так чётко работал мозг?
— Как великодушно с твоей стороны навестить грешного кузена перед смертью, — сказал я наконец. — Долго тебе пришлось молить, чтобы тебя отпустили?
Не знаю, почему я говорил о Боге во множественном числе. Почему-то я не осмеливался произнести это слово. Быть может, мне всё ещё не верилось, что существо в облике Виттории было действительно послано Богом. Мне до сих пор казалось, что дьявол продолжал со мной играть, сменяя одно наваждение другим.
— Мне и не нужно вымаливать разрешение, — ответила она. — Там, откуда я пришла, нет ни стен, ни замков, ни запретов.
Мы говорили на итальянском, при чём говорили, не размыкая губ. У меня в голове возникала мысль, и Виттория схватывала её.
— Что же ты раньше меня не навестила?
— Я навещала тебя, Клаудио, и не раз, — ответила она с лёгкой грустью, но без упрёка. — Но ты был глух и слеп. Погрузился в свою работу. До тебя невозможно было достучаться. Открою тебе научную тайну: золото невозможно добыть из угля. И философского камня нет. Это всё выдумки.
— Фламель славно потешился.
— Не Фламель, а его ученики, вернее, те, которые называли себя его учениками. Сам философ вовсе не стремился оставить после себя столько загадок. Ты прекрасно знаешь, как легко развеять по миру небылицу, сплести легенду. Ты попался на тот же крючок, что и остальные. Сколько ночей ты провёл в его подвале, копая землю. Ты думаешь, ты один такой безумец в Париже?
— Каждому безумцу хочется верить, что он единственный. В глубине души я всегда знал, что посвятил себя никчемному труду. Я прятался за лженаукой, чтобы избегать лишних соприкосновения с человечеством. Там, куда ты меня ведёшь, тоже люди? Впрочем, какое мне дело до других людей? Там будешь ты. Как тогда всё нелепо вышло. Я о том, что случилось двадцать с лишним лет назад. Как бесцеремонно нас тогда разлучили. Твоему отцу не терпелось породниться с богатой купеческой семьёй. Что ещё делать бедным дворянам? Родословную на хлеб не намажешь. Я не позволил себе роптать и скорбеть. Ведь родители воспитали меня покорным, научили опускать глаза и говорить тихим голосом. Мысль об открытом бунте не посещала меня. Да и кто бы внял возражениям четырнадцатилетнего мальчишки, которого всё равно предназначили для духовного сана? Я подавил в себе злобу на взрослых, отнявших тебя у меня. А ведь это были зачатки любви, совсем не родственной. Ты слышишь меня, Виттория? Я наконец признался тебе в любви. Осмелюсь полагать, и ты не просто в шутку поцеловала меня. Разумеется, я был зол, когда мне сообщили о твоей помолвке. Уверен, что все безумства, содеянные мной за последний год, — отголоски той подавленной детской злобы. Но это уже не имеет значения. Я могу с уверенностью сказать, что ты моя.
— Я с тобой, но я не твоя, — поправила меня Виттория, участливо сжав мою руку. — Там, куда мы направляемся, люди не принадлежат друг другу. Там нет ни ревнивых супругов, ни алчных родителей, ни слуг, ни господ. Тебе это кажется диким? Привыкай. Тебе придётся расстаться с желанием обладать кем-то. Ты ещё не готов перейти в другой мир, бедный мой Клаудио. В тебе слишком много земных страхов и предрассудков. А ты ведь считал себя далёким от всего земного, не так ли? Пагубное заблуждение.
— Тебе известны все мои грехи, прекрасная кузина.
— Я уже сказала, что их источник в твоей добродетели. Сейчас ты говоришь со мной кротко, не отрицая своей вины, не оправдываясь. Это хороший знак. Первый шаг к освобождению. Тебе ещё предстоит скитаться по Парижу девять дней.
— Это моё наказание?
Виттория покачала прекрасной головой, от чего волна тёмный волос заколыхалась.
— Что мне делать с тобой, Клаудио? У тебя только кара на уме. Это тебе вбили в голову на факультете богословия. Спешу разочаровать тебя, милый мой кузен. Это не наказание, а исцеление. Личный апокалипсис. Разоблачение. Точно роза, разорванная по лепесткам. Не бойся, я буду с тобой. По крайней мере, теперь ты меня видишь и слышишь. Тебя радует твоё новое тело? Но ведь и оно скоро растает. Оно тебе не будет нужно. Сейчас ты видишь меня в таком виде, смотришь на меня земными глазами. Через девять дней, всё это исчезнет, и ты будешь действительно свободен. Идём. Мне нужно тебе кое-что показать.
========== Глава 65. Трон долго не пустует ==========
День только занимался. С противоположного берега всё яснее доносился конский топот. Когда мы пересекали мост, нам повстречались всадники дозора. Мимо нас проносились гротескные тёмные фигуры с светящимися глазами и зверскими оскалами. «Смерть цыганке!»
— Значит, её не поймали? — спросил я Витторию.
— И не поймают. Ты вовремя её отпустил.
— Она сама вырвалась.
— Нет, ты отпустил её. Я же сама всё видела. Умная девчонка. Додумалась взять твой плащ. Вот видишь, частичка тебя осталась с ней. Этот ненавистный чёрный плащ, пропахший ладаном. Ай да Агнесса…
— Как ты её назвала? Ведь её не так зовут. Ты что-то путаешь.
— Это правда, Клаудио. У девчонки есть христианское имя. Она вовсе не язычница, а крещёная католичка. И по крови она не цыганка, а француженка. Ты всё узнаешь — когда настанет время.
Удивительно, что это открытие не потрясло меня. Происхождение женщины, которая совсем недавно отождествляла все мои терзания, ради которой я готов был загубить свою душу, не имело особого значения. Мираж рассеялся. Колдунья оказалась обычной уличной девчонкой. Теперь меня тревожило лишь одно: чтобы она безопасно и незаметно выбралась за пределы Парижа. Похоже, Виттория знала, что Эсмеральде — или Агнессе — ничто не угрожало. Не задавая больше вопросов, я доверился своей проводнице.
Первым делом она провела меня на монастырское кладбище. Я заметил, что рядом с гробницей дез Юрсена возвышалась новая статуя ангела, которую я раньше не замечал. Во всяком случае, эта фигура показалась мне статуей. Но слеплена она была не руками земного скульптора. Даже самый искусный мастер не смог бы вылепить такие совершенные черты. Это был живой юноша, вернее, дух в человеческом облике. Блестящие огненные волосы, обрамлявшие тонкое лицо, чуть заметно шевелились на ветру.