— Помочь тебе с лестницей? — спросил Уиллис. Он взял лестницу, установил у другого дерева, но тут заметил: — У тебя усталый вид. Наверное, пора отдохнуть.
Он хотел помочь ей снять лямки распылителя, но она ему не позволила. Она хотела продолжать опыление и вскарабкалась на дерево. На лужайке, на другом дереве сидел Слаймейкер; он махал рукой, а за ним, казалось, дневное солнце всходило все выше, сияло сильнее с каждым часом, казалось, все в долине вот-вот загорится и начнет взрываться — белое солнце, белое небо, выгоревшая на солнце бесцветная пыль, покрытая радужными бусинами воды, перемешанной с керосином. И в тот же миг, в краткий перерыв между вдохом и выдохом, что-то произошло — солнце ли отразилось в керосиновой дымке, искра проскочила между гудящими телефонными проводами, два кремня стукнулись друг о друга где-то на склоне холма, — но никто и никогда не узнал, что именно случилось и где. Далеко в горах, за ранчо, поднимался белый дымок, сначала слабый, похожий на легкое одинокое облачко над океаном. Слаймейкер вовсе не приветствовал ее, он как раз и показывал на эту далекую струйку. Он сорвал с лица маску и крикнул «Огонь!» — не испуганно, а так, чтобы не вызвать переполоха.
Все случилось так, как и ожидала Линди: она кубарем скатилась с лестницы, так что голова закружилась, Уиллис сорвал с нее распылитель, схватил за руку, и они кинулись к дому для работников. Хертс со Слаймейкером неслись за ними; они остановились в тени перцового дерева, чтобы передохнуть, а Уиллис бросился звонить домой. Никто не отвечал, и он взволнованно заорал: «Да где же она, в конце концов? Где эта моя сестра?» Он прижимал трубку к уху, пот градом катился у него с лица, он барабанил ладонью по стене и, дождавшись наконец ответа, сказал: «Роза, звони в пожарную часть! Что? Нет, нет, нет. Она здесь. Звони скорее!» Горело за несколько миль от них, но было непонятно, в какую сторону идет огонь, и никто не знал, занялось ли пламя только что или полыхает уже несколько часов и только теперь охватило каньон и стало видно с ранчо. Сначала со склона лениво, медленно поднимался лишь небольшой дымок, и он был так далеко, что казался не столько грозным, сколько красивым. Но вскоре потянуло запахом — горьким запахом пожара со стороны холмов, все почувствовали его, и Слаймейкер произнес: «Сосна горит». В воздухе поплыли лепестки пепла.
Когда стали видны первые языки пламени, никто даже не удивился. Хертс прислонил лестницу к двери дома, они влезли на крышу и принялись смотреть в сторону пожара, взволнованно передавая бинокль друг другу. Они увидели, как далеко в горах языки пламени, ровно выстроившись, как солдаты в строю, нерешительно замерли, как будто раздумывая, в какую сторону повернуть. В сосновом бору открылась полянка, ее тут же охватило пламя, Уиллис и Линди прижались друг к другу, Хертс с Слаймейкером тоже прижались друг к другу, пылало предвечернее солнце, дрожал огонь, оранжевый, как апельсины Пасадены. Дым поднялся уже выше труб домов на склонах холмов, и огонь начал разворачиваться по горам Сьерра-Мадре, как огромное яркое покрывало. Линди услышала отдаленный гул, похожий на ровный шум машин на Колорадо-стрит, — это языки пламени сметали сумах, тойон и лимонадную ягоду. Хертс включил в доме радио, и взволнованный голос диктора раздался во дворе и долетел на крышу, до них: «Срочное сообщение: в горах начался пожар». Почти тут же дым из белого стал черным — это полыхнули сосны-пинии и иссиня-черные шишки можжевельника. День близился к концу, но в долине было жарче, чем обычно, и Линди почувствовала, как на глаза надвигается пелена лихорадки. Она потрогала уши, заметила, что они горят, и потянулась к Уиллису. Дым шел через холмы Линда-Висты и вдоль Арройо-Секо, мимо террасы гостиницы «Виста». Что он с собой нес?