И ее страхи были обоснованны. В доме у тети я все больше становилась нелюдимкой. Рано потеряв родителей и привыкнув к замкнутой жизни у бабушки Анастасьи, в шумном доме Араповых я чувствовала себя как раненый зверь в ловушке. Я не привыкла ни к праздничным торжествам, ни к пышным нарядам, ни к пустым разговорам. От всего этого у меня болела голова, хотелось спрятаться, и потому я часто уединялась в своей комнате за привычным рукоделием, предпочитая играм с другими детьми тишину своей комнаты.
Я продолжала молиться, как учила меня бабушка. Молитва была моей тайной, моим разговором с самой собой и с Тем единственным, Которому я доверяла. Правда, в храм я уже не могла ходить по воскресным дням. В селении, где мы жили, ближайшая церковь была за два поприща. Но в церковные дни я вставала раньше всех и шла в поле, где долго бродила в одиночестве, пока не приходила пора трапезничать. Изысканный теткин стол, полный различных яств, меня совсем не привлекал. Как прежде у бабушки, я выбирала пищу самую простую – картошку, овощи, хлеб – и вкушала их в свою меру, для поддержания сил. Такое мое поведение очень огорчало тетку, и не раз она оставляла меня за столом после трапезы, строго отчитывая: «Ульяна, зачем ты мучаешь себя нелепыми ограничениями? Ты же губишь свою молодость, свою красоту девическую!» Я спокойно выслушивала ее, благодарно кивала, понимая, что она, как может, заботится обо мне. Но послушаться ее я не могла: ведь тетя просто не понимала, что пост для меня был не мучением, а радостью. Что тело, не отягощенное пищей, даровало легкость и душе моей… И я продолжала питаться, как питалась. А когда наступил Великий пост, еще более усугубила свои труды.
Тогда-то, в одну из ночей Великого поста, мне и приснился этот сон.
Я увидела себя на огромной полянке, залитой светом. Всюду играли другие девочки в красивых платьях. Мне хотелось подойти к ним и присоединиться к их играм, но я не решалась и просто стояла и наблюдала за ними. Как вдруг раздался чудный звон – будто сотни маленьких колокольчиков разом зазвенели в унисон. Девочки притихли. На поляне появилась необыкновенная Женщина с сияющим лицом в длинном одеянии. Все склонили перед ней свои головы. Женщина подошла ко мне и ласково улыбнулась.
– Хочешь быть среди моих учениц? – спросила Она меня.
Я кивнула. Она долго и внимательно смотрела на меня, а затем протянула цветок – то был нераскрывшийся бутон белой лилии. И я проснулась.
Этот сон я до сих пор помню во всех подробностях. Я помню радость, исходящую от лиц девочек, помню мягкий звон колокольчиков, помню тонкий аромат лилии, только не могу вспомнить лица той женщины, будто ее свет застилает мне очи… Мне часто хотелось, чтобы сей сон снова мне приснился, но он никогда больше не повторялся. Да и был ли это сон? Или то была Сама Матерь Божия, зовущая меня, сироту, в свои обители?
Так или иначе, я очень изменилась с той ночи. Я стала еще более замкнутой для всех людей, но открытой для Тебя, Господи. Моя молитва вдруг ожила и запела своими словами. Вся накопившаяся боль вылилась в молитвенных слезах и успокоила душу. Я находила в Тебе невыразимую радость. И мне хотелось посвятить Тебе всю мою жизнь. Я стала думать о монашестве.
О своих тайных устремлениях я никому не говорила, кроме как Самому Господу и Пречистой Деве перед бабушкиной чудотворной иконой, что досталась мне по наследству. Я вообще очень мало разговаривала с людьми.
Все свое время я занимала молитвой и трудом. Я пряла и сидела за пяльцами, обшивая вдов и сирот нашего селения. Такой труд мне был приятен, ибо я знала, как тяжело остаться одной, когда близкие умирают. Я перешивала свои платья и юбки и раздавала их бедным девочкам, девицам и женам. Работа так увлекала меня, что часто я просиживала всю ночь, не гася своего светильника, стараясь поспеть с новым платьем к утру. И какое счастье было видеть блеск в глазах одаренных! Они искренне благодарили меня, я выслушивала их молча. Эти простые девушки и женщины не ведали, что они даруют мне нечто гораздо ценнее, чем был мой дар им, они даровали мне наполненность жизни и радость от труда. А еще – чувство нужности. Я знала теперь, что я нужна, что я могу делать что-то для других и для Бога, и это чувство окрыляло меня.
«Если чувствуешь, что летишь, не забудь о том, что падать больно!» – говорила мне бабушка, как только замечала признаки объявшей меня радости. «Самое верное расположение духа – это спокойствие. Его сохраняй всегда, рада ты или опечалена». Эти слова я вспоминала не раз, когда вскоре настало время моего испытания.