Хорошее письмо. Порадовалась, что неприятности у сына позади и на здоровье не жалуется. Надо ему отписать, чтоб послушался совета жены, хватит вкалывать на государство, а, может, там у них на Украине и на хозяина уже какого — еще обидней. С огорода, если к нему руки приложить, прокормиться вчетвером можно. А если еще кабанчика откармливать да курочек, к примеру, завести, экономия выйдет приличная. Дачу Николай построил основательную, с печкой, и зимой жить можно, за скотиной приглядывать. И машина у него есть. Раньше шахтеры, что говорить, деньгу загребали, платили по делу — сколько их там под землей гибнет, ужас!
Письмо ответное решила вечером написать, когда с домашними делами управится. Вот, кажется, одинокая старуха, сиди, смотри себе телевизор, а за день так умаешься. Квартира маленькая, а подмести ее да пыль протереть — больше часа уходит. Гречки вчера купила два кило, не успела перебрать, вот и на сегодня занятие. У нее заведено все крупы сразу перебирать — и от сора и чтоб проверить, нет ли каких жучков. Вон Марья Александровна хотела недавно пустить в ход позапрошлогодние припасы риса, пока он дешевый был, она его килограммов десять купила. Да поленилась тогда не то что перебрать, а хотя бы в банки стеклянные пересыпать, так в пакетах на антресоли положила. А достала теперь один пакет, в нем жучков видимо-невидимо. И во всех остальных та же картина. Пришлось рис в тазу водой заливать, а мошкару, как пену супную, шумовкой снимать. Да три воды сменила, пока вроде от всех жучков избавилась, А потом вот два дня рис просушивала на расстеленных газетах. Вот так, поленишься один раз, дашь себе послабление, а потом, сколько же лишней мороки получается!
Пока гречкой занималась, все о сыне продолжала думать. Она часто его вспоминает да все больше белоголовым худеньким мальчишечкой, а он, — как же быстро жизнь пролетает! — уже пенсионер. Ох, Коля-Коляшечка! Если б ты знал, как тяжко ты мне достался, сколько слез горьких выплакала, пока вырастила тебя. С Танюрочкой чуть проще было, она еще до войны родилась, и в самые младенческие месяцы и молока материного было вдосталь, и кашек разных и всяких морковных, яблочных пюре. В Москве тогда с организацией детского питания был порядок. А Колюшка родился в феврале сорок пятого, уже в Куйбышеве. Коля в авиационной промышленности работал, самолеты строил, ценили его как рабочего высокой квалификации, бронь дали, в Куйбышев направили налаживать там производство. Но был он сознательный, партийный и в тайне от нее, конечно, — это уж потом она узнала — писал заявления с просьбой отправить на фронт. Пятнадцатого мая сорок четвертого — этот горький день до смерти не забудет — пришла призывная повестка. Сроку на сборы давалось два дня. «Не плачь, Тома, — успокаивал ее муж, — война к победе идет. Вернусь, заживем лучше прежнего. А ты к моему возвращению давай роди мне наследника, эти две последние ночки беречься не будем. «Как и просил, затяжелела она, да только родился сыночек уже сиротой, похоронка пришла пятого ноября, как раз накануне ее дня рождения, она тогда на шестом месяце была. Когда мальчика родила, вопроса не стояло, как его назвать, конечно же, в память отца. Только три месяца Колюшке исполнилось, у нее молоко пропало, думала, не выживет сыночек, так он плакал-надрывался, есть просил, хлебный мякиш сунет ему в рот, он на минутку затихнет, а потом обман-то распознает и снова в рев. Если б не соседка Марфа Семеновна, ой не избежать бы беды. Та продавщицей в магазине работала, то творожку кулечек принесет, то молочка кружечку. Танюрочка увидит это молочко, отвернется, забьется куда-нибудь в уголочек и сидит там, как мышка. Хочется ей молочка-то, а помнит мамины слова, что братик без молочка помереть может, и молчит, не канючит, только слюнки глотает. Ох, время голодное было! Нынче тоже не пожируешь, но куда получше, чем в сорок шестой или сорок седьмом. А вот злых тогда было меньше, совестливее были люди. А что сейчас недостает? Марья Александровна на капитализм пеняет, по телевизору же разные профессора, наверное, уж не глупей ее, подробно разъясняют, что капитализм тут не причем, они куда как хорошо жили в России до революции, даже зерно за границу продавали. Правда, она при том хорошем капитализме только денек жила. «Ровесница Октября» — муж называл ее в шутку, и праздники октябрьские они три дня справляли на славу.
От воспоминаний того да этого совсем размягчилась, но спохватилась — «ой, чего это я рассиделась, ведь и магазины до перерыва обойти не успею, а надо и в гастроном, и в булочную, и в овощной!». Картошку вчера на обед варила, обнаружила, что забыла про свеклу, она уже жухнуть начала, чтоб ни пропала, надо борщ сварить, а капустки нет.