Только представился я цветочнице, как она тут же глазки стала строить, а потом и прямиком предложила спуститься в подвал, где какой-то бомж, ранее там обитавший, оставил после себя очень даже пружинистый матрас.
— Как на качелях будем кататься, милай! — завлекала она меня.
Видно в бывшей, своей жизни мещанскими условностями Мария Ивановна особенно себя не связывала.
— Извините, дорогая, — чуть насмешливо объяснил я ей. — При всем желании никаких, как вы говорите, качелей у нас с вами не получится. Вы уже существуете в ином мире, а я тут у вас как бы в гостях. В принципе я обыкновенный живой человек, но только открылась во мне недавно такая уникальная природная способность в соседнее измерение заглядывать. Вот когда отойду, так сказать, окончательно и бесповоротно, может, снова встретимся и тогда уж разовьем наши отношения. А пока, вон Лаврентий Павлович или академик — чем не кавалеры?
— Что ж, вы думаете, я каждому-всякому на шею бросаюсь, — обиженно поджала губки Маруся. — Просто вы мне глянулись, а академик — он много из себя воображает, а энтого в пенсне — как у вас и язык-то повернулся мне его предложить. Знали б вы, какими пакостями он по вечерам занимается.
Мне стало стыдно за свои слова, вернее за неуместный, как оказалось, их ехидный тон, и я смущенно зарделся. Но Маруся долго зла не помнила. Буквально через минуту она первой продолжила разговор.
— Ну, тады давайте просто дружить, — обрадовано, будто нашла единственно верный выход из трудного положения, предложила цветочница.
— А что вы вкладываете в понятие дружба? — деликатно поинтересовался я.
— Будя прикидываться? — погрозила мне пальчиком Маруся. — Гляжу, годков-то полвека, поди, прожил, и что, ни с кем не дружил? Ой, не верю!
— Может, и дружил, — с грустью вздохнул я, — да только вот припомнить не могу, с кем конкретно, и, в чем она эта дружба должна выражаться, тоже, честное слово, запамятовал. У меня, извините, рассеянный склероз. Недуг, как врачи утверждают, увы, необратимый.
— Ой, да не берите вы себе в голову эти болезни! — утешила меня Маруся. — Склероз нынче у каждого, и ничего, живут, бегают. А дружить, это я так предлагаю, чтобы мы по имени друг дружку звали: ты меня — Марусей, а я тебя…
— Жоэлем, — напомнил я.
— Ж-о-э-л-е-м, — напевно, будто смакуя звуки, произнесла Маруся. — Из армян, что ли? Да вроде не похож. А имя у тебя красивое, хоть и не христианское.
— Жоэль — это не имя, и не фамилия, — счел нужным объяснить я. — Это мой знак в здешнем мире.
— Ты — псих, что ли? — поинтересовалась она. — У меня был один такой. Как баловаться начнем, все просил «киской» его называть.
Она помолчала, видимо вспоминала другие мужские имена, что прошли через ее нескладную суматошную жизнь, потом тряхнула выбеленными перекисью кудрями, продолжила наставительно:
— А дружить, значит, станем так. Я тебе про свои переживания жизни буду говорить, а ты мне про свои. И чтоб с сочувствием слушать, а то и пожалеть друг дружку незазорно. А еще ты, какие анекдоты знаешь, мне рассказывай. А я, если попросишь, песенку спою. Я их сама придумываю. Только жалостливые они. Характер у меня задорный, а песни все грустные выходят. Вот послушай, какую вчерась сочинила.
И, не дожидаясь моего согласия, она обхватила своими большими, видать познавшими тяжелую работу ручищами толстые коленки, склонила набок голову и, покачивая ею, низким грудным голосом запела:
Пела Маруся, как говорится, с чувством, находя в каждой фразе заветное слово и растягивая его беспредельно, поначалу с силой, а потом все тише, слабее — так, представляю я, тянут золотую проволоку для скани.
— Недурственно у вас, получается, — снисходительно похлопал цветочницу по плечу академик Глистопадов, когда Маруся закончила свою песню.
Я и не заметил, как он возник. Вот уж точно загадка природы! Редкий болван, а сподобился Новодевичьего. Не иначе, как по блату. Он долгое время в референтах подвизался у того самого головастика, которого я кровью своей отметил. Уверен, большинство читателей наивно полагает, что головастик — одна из стадий развития лягушки и только. Между тем среди них попадаются столь юркие и пронырливые особи, что при благоприятном расположении звезд им удается выбиться в люди и даже достичь вершинных государственных должностей.