— А чего так? — спросила Серафима, хотя и догадывалась, какой ответ последует.
— Я ведь тебе уж печалилась про их бедствования, — с укоризной взглянула на нее баба Маня. — Сергееву шахту еще зимой закрыли. Иринка одна теперь добытчица.
Только, писала, и в их жилищной конторе не всегда вовремя зарплату выдают. Она еще кофточки и носки вяжет для продажи, да на них покупателей не шибко, сейчас везде страсть как много шмоток заграничных. А те сбережения, что откладывали, когда у Сергея заработок был хороший, они цену свою раза в три потеряли. Рубль стал, как пух — в руках не удержишь. Старший Валерка в последний класс пойдет, разумный паренек, на одни пятерки учился. Родители мечтают, чтоб он в институт пошел. Туда же поступить, Ирина написала, надо дополнительных учителей нанимать за немалые денежки. А Ванюшка, хоть и на год младше брата, ростом его перегнал, так что ни братнина, ни отцова одежка ему не годится, и костюмчик, и курточку и рубашки для него отдельно пришлось покупать. Вот и считают они каждую копейку, с хлеба на воду перебиваются. Хорошо, если дочка на похороны мои приедет, а уж все скопом они точно не выберутся.
— Ох, баба Маня, надоели мне твои заупокойные речи! — в сердцах выкрикнула Серафима и, даже не попрощавшись, ушла.
На следующее утро соседка побыла у бабы Мани от силы минут десять. Курам пшена насыпала, яички сварила — одно на завтрак, два на обед, хлебца свежего — с собой принесла — нарезала, еще две помидорины из своего парника — крупные, наливные — присовокупила, наказала все это съесть. А больше молчала. Баба Маня и не пыталась ее разговорить, потому как рассуждала про себя: или по пьяной лавочке крепко обидел жену Павел, — он, как переберет, совсем дурным становится, — или, может, стала уже в тягость Серафиме немощная старуха.
Только зря баба Маня на соседку грешила. Вечером заявилась она в добром настроении, улыбчивая, с обычными шутками-прибаутками. В комнате споро прибралась, постель поправила, подушки взбила, усадила поудобнее бабу Маню, пальцем, будто и впрямь сердится, погрозила: «Держи хвост пистолетом, скоро гости дорогие прибудут!»
Гости дорогие — Татьяна Вахромеева да Наташа Молчунья — не заставили себя ждать. Заявились вместе, видно, заранее сговорились. Татьяна бидончик молочка от своей Розки принесла и еще кулечек печенья рассыпного, а Молчунья два мешочка с травами. В одном, розовой ленточкой перевязанном, травы для утренней заварки — две чайные ложки на стакан кипятка, в другом, с синей ленточкой, вечерняя заварка в той же пропорции. «Дай настояться десять минут и пей натощак перед завтраком и ужином мелкими глотками», — объяснила Наташа и потом за весь вечер пары слов не сказала, даром что ли Молчуньей прозвали.
А что Татьяна, что Серафима любят поболтать. Обычно разное у них понимание жизненных событий, а вот зашел разговор о болезни жены Горбачева, они в полном согласии оказались в своей к ней жалости. Татьяна, так та, говорит, даже заплакала, когда новость печальную услышала, а Серафима, баба Маня не даст соврать, хоть и без слез обошлась, но всем сердцем переживает. Наташа тоже головой кивала сочувственно. Сошлись женщины и на том, что болезнь приключилась по непонятной причине, потому как и питание в семье Горбачевых, безусловно, хорошее, и никакой тяжелой работы Раиса Максимовна, Бог миловал, не исполняла, и на курортах, известное дело, отдыхала регулярно. Конечно, высказала предположение Татьяна, могли сказаться переживания от того, что Горбачева с поста президентского скинули, но тут Серафима не согласилась. Это, мол, во-первых, давно было, а во-вторых, такие переживания нервные расстройства вызывают, а если кровь испортилась, скорее всего, радиация виновата. Может, какое облачко с того Чернобыля и до Кремля долетело.
— Все под Богом ходим, — коротко заключила Молчунья.
После этих справедливых слов примолкли женщины, задумались, и тут стук в дверь. Андрей Валенок пожаловал. В руках пакет объемистый. Протянул его бабе Мане, во весь рот улыбнулся:
— Это вам, Мария Никаноровна, сувенир. Пользуйтесь на здоровье!
— А чего в пакете-то? — не удержалась Татьяна от любопытства.
— Все-то тебе надо знать! — усмехнулась осуждающе Серафима. — Ночной горшок там, вот что. — Взяла пакет из рук Валенка и быстренько под кровать засунула.