Он сидел, обхватив голову руками, и тупо смотрел в пол.
«Какая же ты дура! Господи, какая дура!» — было дикое желание выкрикнуть эти слова. Но он сдержался и вместо этих справедливых слов выдал банальную фразу:
— Снаряды рвутся рядом.
— Ой, кажется, вы расстроились?! Ой, зря я, наверное, вам про эти похороны сказала! — скосоротила виноватую гримасу соседка. — Да вы уж так не убивайтесь! Все под Богом ходим. А еще думаю, это я так поняла, что товарищ у вас умер, а жена ваша говорила, вроде, про знакомого. Просто знакомого. Это ж совсем другое дело, правда?!
Она выпучила на него свои глупые телячьи глаза, ожидая, что он согласится с ее резоном.
— Да, да, конечно, — машинально проговорил он. Сейчас у него было только одно желание, чтобы соседка побыстрее исчезла с глаз долой.
«Боже, какая же ты дура! — повторял он про себя. — Какая дура!».
Наконец она ушла, и он остался один. Не считая, разумеется, собаки. Топаз лежал у его ног, изредка посматривал вопрошающе, мол, чего это ты, хозяин, загрустил, я же рядом, и мы оба сыты и в тепле. Тогда он наклонялся, трепал тихонечко собачий загривок и вздыхал: — Такие, брат, дела. Кто-то умер, а мы и не знаем, кого оплакивать. Правильно ты эту дуру облаял тогда. Это ж надо сообразить: кто-то умер. Как будто в трамвае кто-то на ногу наступил. А кто именно, не все ли равно. Кто-то!