Ах, нет… Нет, голубчик, Александр Иваныч… Погоди, не торопись… Насчёт Нестерова и майсенского фарфора — не торопись… Как бы не пришлось тебе, дорогой мой, в самом скором времени тащить их в комиссионный. Очень в скором времени… Тоже мне, видишь ли — разговорился! Устоялась жизнь, определилась окончательно, никаких значительных перемен в ней больше неоткуда ожидать… Никаких? Это смотря какие перемены! И что из них считать за значительные, а что нет… Посмотрим, дорогой мой, что ты запоёшь через год, если всё то, о чём говорил третьего дня декан факультета, окажется всё-таки реальностью… И посмотрим, как ты будешь рассиживать по вечерам на своих этих лавочках, задрав свою многодумную голову ввысь…
Два дня назад его пригласил к себе декан факультета, его бывший однокурсник… Фронтовик, служака, самой природой, видимо, созданный для административной работы и потому всегда что-нибудь да возглавлявший, сколько он его ни знал, вот уже почти тридцать лет… Беседа была недолгой, но, надо сказать, весьма содержательной… Весьма…
— Александр Иваныч… Я вот что… Я вот о чём хотел тебя предупредить, — сказал ему декан. — В министерстве считают, что мы в нашем учебном процессе слишком уж увлекаемся классикой… Слишком мы мало… Недопустимо мало уделяем внимания современности… Не тому, понимаешь ли, мы с тобой учим, не так готовим! И не тех… Судя по всему, предстоят серьёзные перемены. И без сомнения они достанут всех нас. Весь факультет… Поручено пересмотреть все учебные планы и курсы. Избавиться от всего, что лишнее, что устарело… Думаю, Саша, это не минует и тебя. Никак не минует… Средневековье и так читается в общем курсе. А ещё и целая специализация, целый твой спецкурс, с десяток человек в каждом выпуске, специализирующихся по древнему Китаю… Слишком большая роскошь по нынешним временам! Недопустимая, считают, роскошь… Никому теперь, как выясняется, всё это старьё, понимаешь ли, не нужно… И боюсь, Саша, что ты со своим спецкурсом первым пойдёшь под нож… Так что ты меня пойми. Правильно пойми… Я не хочу, чтобы эти перемены застали тебя врасплох… На факультете тебя ценят, уважают, студенты тебя любят… Но ничего не поделаешь — придётся приспосабливаться, старик. Министерство нам не переспорить… Время у нас ещё есть, и при твоей квалификации, твоём-то опыте — неужели ты за полгода, да нет, даже больше — считай, за девять месяцев не подготовишь какой-нибудь новый спецкурс? Что-нибудь поближе к современности?.. Вот, кстати, хочешь — возьми Гоминьдан и другие их буржуазно-демократические партии? От начала и до сегодняшнего дня? Ведь у нас это толком-то и не читает никто. А тема большая, серьёзная тема… А, Саша? Подумай… Прошу тебя, подумай. Подумай — и скажи мне… И не откладывай особенно. Время хоть и есть, но ведь сам знаешь как: не успеешь и оглянуться… Всё понятно, старина? Понятно? Ну, тогда пока… Извини, у меня, к сожалению, в приёмной ещё народ сидит…
— Ну, и что ты думаешь делать? — спросила его Татьяна, когда он, естественно, в тот же вечер сообщил ей об этом разговоре с деканом. — Ввяжешься в новое дело? Или плюнешь на них?
— Не знаю, Танюша. Не знаю, друг мой… А как хочется плюнуть! Как хочется, если бы кто знал…
— Ну, и правильно! Плюнь, Саша… Не расстраивайся… Плюнь… Переживём…
— Плюнь? Ты правду говоришь?
— Правду… Правду, Саша… Всю жизнь ты жил этим… Столько сделал, столького достиг… И вдруг — нате вам! Всё, что было — всё это, что же, как говорится, псу под хвост?
— А жить будем на что? Ты об этом подумала?.. Пока-то я ещё пристроюсь где-нибудь… И переводы мои не идут… И рукопись… И рукопись — ты же знаешь… Что тебе говорить…
— Проживём… Проживём, Саша! Не бойся. Как-нибудь проживём… Какое-то время я вас всех прокормлю… Левой работы наберу, подсократимся… Может быть, и что-нибудь продадим… А потом, даст Бог, и ты что-нибудь найдёшь… Только такое ищи, чтоб вечера были свободные… Просидел ты, Саша, всю жизнь в библиотеке — ну, так и сиди в ней до самого конца! Кто знает… Кто знает: может, функция у тебя в жизни такая — там сидеть?
Н-да… Функция… Так, значит, функция, говоришь? Занятная мысль, ничего не скажешь… И не кем-нибудь ведь высказанная — тобой… Тобой, у кого, небось, всю жизнь эта функция вот где сидит… Что ж, это правда. У всех, наверное, своя функция… И у него… И у него тоже функция… Татьяна права… Да-да, функция, именно функция, чёрт побери! Пусть даже для кого-то это и слишком громко звучит… Сколько поколений нужно, чтобы хоть как-то восполнить ущерб от всех этих побоищ последних десятилетий, чтобы восстановить накопленное веками, не дать ему исчезнуть совсем? И кто это должен делать? Кто, позвольте вас спросить?.. И если не будет таких, кто готов всю жизнь просидеть в библиотеке ради того, чтобы на полках у читающих людей стояла ещё одна книга… Из тех, что должны там стоять во всякие времена и при всяком устроении… Что тогда?! Конечно, нельзя исключать возможности того, что в один Богом проклятый день всё в мире вообще исчезнет, превратится в пепел, в дым… Но если этого не произойдёт, если всё будет так, как уже было в истории, и не раз — кто-то же должен это всё восстановить?
Было! Всё было, дорогие мои… Был, например, император Цинь Ши-хуан, который, как известно, велел закопать живьём всех учёных, уничтожить все книги Конфуция, где бы они ни находились, чтобы получить вместо мятущегося, непослушного народа какое-то новое сырьё и на этой основе вырастить какого-то нового человека, свободного от всякого груза прошлого, от всяких традиций. И что же?.. Да и зачем лезть так далеко? Был Гитлер. Был Сталин. Был Мао… Ну, переломали все пальцы Лю Ши-куню, выбросился, говорят, парень из окна, нет его теперь. Но значит ли это, что китайцы могут жить без него? Нет, судя по тому, что там сейчас делается — и они не могут. Нет этого парня, который так превосходно играл тогда Листа — тем хуже для них. И, кажется, сейчас даже самые горячие, самые невежественные головы там начинают осознавать, что это плохо, если его нет. Если хотите, и в экономике-то у них всё так долго шло наперекосяк именно потому, что его нет. Да-да, именно потому… И если им суждено жить, они это восстановят, вот увидите — восстановят, не могут не восстановить. А вы говорите: не так жил, не то делал, не туда всю жизнь ходил… Моя задача, дорогие мои, достаточно проста, но она моя задача, и никому другому, кроме меня, её не решить. Моё дело, мои книги, мои дочери. Всё? Всё. Немного? Может быть, и немного. Но и то — откуда посмотреть… Выгонят из университета, говорите? За ненадобностью?.. Да, выгонят… Скорее всего выгонят… Что ж… Наверное, и это придётся пережить… Вот только из жизни, дорогие мои, теперь меня не выгонишь! Всё — теперь уже не выгонишь. Время это прошло… Прошло! И как бы кому ни хотелось, назад его уже не вернуть…
Да, всё это так… Всё это так, конечно… Один вот только вопрос… А выдержишь ли, Александр Иваныч? Выдержишь?.. Выдержу… И это выдержу… Я всё выдержу… Мне недолго осталось… Я всё выдержу, клянусь…
Прозвенел звонок. Пора было уходить. Горт собрал книги стопкой, протёр платком запотевшие отчего-то очки, но перед тем, как окончательно подняться, всё же задержался взглядом на верхнем листке блокнота, так и пролежавшего без дела весь вечер у него перед глазами. На листке, как и несколько часов назад, было написано только два слова — те самые «засыпая» и «заметая», о которые он споткнулся ещё вчера и дальше которых потом так и не пошёл… Да, пропал вечер. Пропал… А впрочем, может быть, и не пропал… Нет, «засыпая» всё-таки точнее. Давай-ка, брат, это «заметая», чтобы больше уже не возвращаться к данному вопросу, зачеркнём… Так всё-таки хоть какой-нибудь, а результат… А? Как ты считаешь? Ведь есть же результат? Есть, конечно, есть… Скромный, конечно. Но всё же уже кое-что.