— Точно! Только совсем наоборот — нашел, снял, одел, закопал. Там в парке дети гуляют, могут испугаться если всякие остеррайхеры будут валяться, так что без копа никак.
Павел захлопал глазами, потом решил, что лучше — ну его к черту — не уточнять.
— Так вот — голосом Кота-Баюна продолжил Петрович — как только гражданин с цепью лег спать — тут же во сне явился немец-мертвяк и всю ночь его душил. Днем вроде ничего — а как ночь, так немец тут как тут, и давай душить! И по сейчас каждую ночь душит, скотина. А другой копарь нашел эсэсовский перстень из танковой дивизии СС "Аннерэрбен". Только напялил на палец — и понеслись беды! Сел, как всегда, пьяный за руль — и сразу машину разбил. Купил другую — и опять то же самое. Так восемь машин подряд угробил! И все из-за перстня! А до того всегда пьяным ездил — и ничего! И дома раздрай — жена себе негра завела, кот к любовнице ушел — кошмар, короче. А все из-за эсэсовского перстня! Так наказывают мертвецы!
— Нуу, а еще другое бывает — идут копари рыть — глядь, а в кустах солдат стоит наш. И говорит — вы не там роете, дуралеи, я вон там лежу. Они туда шасть — а он и впрямь там. Во как! Хотя, бывает, призраки тоже обманывают — ребята толковали — явился к ним такой немец в плащ-палатке и говорит: "Вот в той воронке лежит оберфельдфебель Франц Химмельбеккер, а вон там в окопе лежит штабс-ефрейтор Арним фон Кухенройтер и оба упакованы люксово, цурюк!". Ребята кинулись рыть, а фига — в воронке рядовой нестроевой части Ганс Майер, а в окопе и вообще ездовой Марек Скатина. И оба без обвеса и даже без сапог. На двоих одна зубная щетка и то трофейная, советская. Надул призрак, потом пришлось лагерь менять, этот тип повадился по ночам вокруг палаток ходить, ржал как конь, и глумился, дескать, ловко я вас, идиотов, обманул, цурюк.
— Вы серьезно?
— А хрен его знает. Помнится, ездили один раз — бабка попросила с огорода немецких офицеров убрать, дескать, лежали раньше спокойно, а тут сниться стали, мешают. Думали, бабулька голову морочит, а там и впрямь три фрица — офицера были. Без сапог и ремней, но в касках. Коп дело такое, заранее не скажешь, что да как будет. Но лично я боюсь завтра киндерсюрприза.
Паштет немного знал жаргон копателей, но такое понятие слышал впервые. Не в смысле — вообще впервые, а именно от копарей.
— Это что, вы так мины называете?
— Нет. Так мы называем киндерсюрприз. Копали в прошлом году блиндажище, в глубину метра четыре, не меньше. И на дне эта самая желтая пластмассовая херня лежит. И всё, больше ни шиша, а по виду — был не копанный.
— А я так пластиковый пакет из "Ленты" нашел. Два дня рыли — грустно сказал парень в австрийском кителе.
— А может — попаданцы? Ну, типа улетели в то время. Вы бы к слову, хотели бы попасть в прошлое? И Паштет представил себе в цветах и красках, как банда копачей пройдется мечом и кирпичом по немецким тылам, расхищая матчасть и срывая красивые кресты прямо с живых немцев. Но — увы.
Копари переглянулись.
— Разве что в 46 год… Да не, тоже не радость, подорвешься в момент, все мины живехоньки еще. Разве что в семидесятые… Да и то…
— Братьям завидуете? — усмехнулся Капелла.
— Что за братья? — спросил Паштет.
— Были у нас такие первопроходцы, первые стали всерьез по электрикам копать. Тогда только зачинались коллекции, так что все влет шло. И полно было живых свидетелей, да и сами братья были борзые — если надо было поднять лежак в деревне — они и перед сельсоветом на площади копали и, было дело, очередь в сельпо разогнали, потому как ряд у дверей проходил. Потому удачливые были и находки у них оказывались первой статьи. Про известную всем лесную яму вообще молчу.
— Не слыхал я про такое — отозвался Паштет.
— Нуу, обычная яма, в которую наши армейские взвод электриков утрамбовали во всем обвесе, даже ремни не снимали. Раскатали с ходу арьергард, причем даже не гусеницами, так — постреляли, а командир у танкистов был заботливый, велел трупы с дороги убрать…
— Странная забота!
— Так он, как понимаю, о своих чмошниках-снабженцах беспокоился, что следом поспешали с запасами и прочим. Они-то не на танках, а примерзший к дороге труп — то еще полено, мост у грузовика вынести можно легко, особенно в темноте, а во время войны ни тебе фонарей по дорогам, ни фары толком не включишь. Ладно, пошли дрыхать.
— Погодь, вот я для экспозиции в так сказать школьном музее подготовил несколько вещичек, не посмотрите по аутентичности — экспозиция по 41 году будет.
— Нуу, давай, хвастайся…
Ватник со штанами особых нареканий не вызвал, сапоги — тоже. Главное, в чем сошлись копари — чтоб штампов и бирок видно не было. Один еще заметил, что подметки у сапог сейчас приколачивают сильно не так, как тогда, но кроме Паштета никто на это замечание внимания не обратил, ясно же, что подметками на школьной экспозиции обычные кожаные сапожки никто ставить не будет, для нынешней школоты кожаный сапог — уже дивная, старинная невидаль. Деньги осматривали менее внимательно, не редкость. Только Петрович сказал: