— А ты смогла бы убить его? Ты видела, как выходил он из моря и солнце зажигало концы его рогов. Как сверкала его белая шкура… Нет, жена, он жив. Я отослал его в горы. Но что-то все идет не так. Боги разгневались и пришла пора искупить вину. Бык пасется на лучшем лугу за Священным лесом, отдыхая с дороги. Я хочу, чтобы шерсть его снова лоснилась и блестела. А ты не хочешь снять проклятие с меня?
— Я?
Пасифая стояла посреди комнаты, придерживая рукой покрывало на волосах. Рассмеялась. Откинула с плеч прозрачную ткань. И стала вынимать заколки, держащие ткань одеяния. Тонкий шелк волнами ложился к ногам.
— Посмотри, муж мой. Посмотри, пока еще не погас огонь, на мое тело. Время идет, да. Мне не вернуться туда, в степи и горы Колхиды, откуда ты забрал меня. Но я твоя жена и я красива. А ты отшвырнул, поставил ниже девчонок, еле отмытых и ничего не умеющих, глупо хихикающих, а как же — сам повелитель Крита, великий Минос, одаривает их счастьем! Так пусть же смех надо мной будет для каждой последней радостью. А наградой за счастье — смерть!
Минос встал, ногой отбросил легкое кресло.
— Ты, женщина, смеешь указывать мне, мужчине и повелителю, с кем провести ночь? Ты и твоя сестра Кирка — ведьма, собирающая животных для своего услаждения, чего вы добились? Чрево твое не носит ребенка, а нутро забыло, что такое мужчина. Или тебе приводят мальчиков? Неира! Сюда приходят мужчины?
Из темного угла блеснули глаза рабыни.
— Нет, господин, никогда. Смилуйтесь.
— Выбирай, что лучше, старая головешка, умереть, защищая свою госпожу или сказать правду царю?
— Оставь старуху. Она не солгала. Я слишком высоко стою, чтоб услаждать телом юнцов не царского рода.
Они стояли напротив, одного роста, подав вперед лица, и взгляды летели, будто камни из пращи. Неира сидела на корточках, вжимаясь в стену.
Глаза отвели одновременно, разжали кулаки. Минос уже из двери обернулся, покачал головой:
— Мы оба в ловушке, Пасифая. Уступи. Сними проклятье и, может быть, все будет хорошо.
— Я уступала тебе, Минос. Бессчетно.
— Ну, как знаешь. Я достаточно богат, чтоб рабынь приводили ко мне каждую ночь. А ты скоро высохнешь и скорчишься, как старая олива жарким летом. Мой тебе совет, признай, что я выше. И снимите проклятье с меня, чертовы ведьмы…
Закачались тяжелые занавеси, погнали по душной комнате ветерок.
Пасифая шевельнулась, вытерла пот со лба.
— Неира, помоги мне одеться.
Старая нянька заколола ткань на круглых плечах, поправила складки на высокой груди. Затянула жесткий поясок с золотыми пряжками.
— Подай плащ. И пусть оседлают кобылу. Найди Дедала, он едет со мной.
— Ночь на дворе, царица!
— Молчи. Делай.
Затенькал с переливами дверной звонок. Вера подняла голову, привыкая к тому, что вокруг день и за окном — самолеты. Накинула халат и, туго затянув пояс, расправила плечи, подняла подбородок. Не глядя в глазок, распахнула входную дверь.
— Что?
Под ее взглядом цыганка отступила и оглянулась, на всякий случай проверяя, свободна ли лестница.
— У нас тут курточки, красавица, может купишь? Кожаные, хорошие и недорого.
— А сандал, золотые ожерелья? Кипрское вино? Я пожалуй, возьму бочонок.
Цыганка поспешно улыбнулась, показав нехватку зубов сбоку, и отступила к лестнице.
— И флаконов для масла, стеклянных. Цветных. Сейчас позову раба, он заберет. Ну?
Вера обернулась и крикнула в пустоту квартиры:
— Эфеб, неси корзину и кошелек!
И рассмеялась вслед дробному топоту.
Вернулась в кухню, развязывая на ходу пояс халата, бросила его в коридоре. Встав на цыпочки, достала из шкафчика бутылку с узким горлом и запыленной пробкой. Хотели вместе, но раз уж так…
Села, перелистнула страницу, взялась за стекло высокого старинного бокала. Один остался. Мама когда-то говорила: нельзя пить из одного, — к одиночеству.
Вино было терпкое, темно-красное и сушило губы.
Темный луг уходил вверх от зубчатых кустов на опушке. Под луной поблескивали слезы росы. Сонно за спинами всадников шептались птицы в лесу, там, где у статуи Афродиты на маленькой поляне мраморная поилка большим круглым камнем с ямкой. Проезжая, Пасифая бросила к ногам богини охапку цветов. С лошади не сошла, и Дедал, ехавший рядом, зевая и кутаясь в плащ, покачал головой. Царица сказала сухо:
— У меня свои счеты с любовью, мастер.
Он промолчал в ответ.
Лошади пофыркивали. Наклоняя головы, ухватывали губами верхушки травы.
— Где он? Ты его видишь? — и схватилась за локоть Дедала горячими пальцами.
Бык вышел сбоку, почти рядом. Вырастал, заслоняя звезды. Опускалась большая голова, лунный свет пробегал по отполированным рогам, круглился мощный загривок. Вот переступил и прокатились под матово-белой шкурой волны мышц. Рокотала от тяжкого шага земля.