Александр Карамзин был лично знаком с литературным критиком как наставником по орфографии, юный Карамзин с детства увлекался сочинительством. Как и по ранним годам, он был знаком с поэтом. Пушкин сделал несколько глотков из бутыли, предложенной Александром Николаевичем, с отцом которого Пушкин имел тесное знакомство по литературной деятельности.
– Эх, да, – согласился с ним Пушкин.
И он решил более не сожалеть о беспокоивших его делах и тут же развеять грусть новым четверостишием:
Коль ты к Смирдину войдешь,
Ничего там не найдешь.
– Вот завернул, Александр Сергеевич… – подбодрил его поручик Карамзин.
Ничего ты там ни купишь,
Лишь Сенковского толкнешь
Иль в Булгарина наступишь, —
оживился Пушкин, вспомнив юношеские лихие годы.
– Ой, глядите, кто идет la haute société11, – заметил Пушкин знакомую фрейлину на мостовой.
Все оглянулись. Это была Идалия Полетика с одной из своих подруг из светского общества.
– Останови, останови-ка, – Пушкин навеселе с раскрытыми объятиями выпрыгнул, направившись к Идалии.
– Мое почтение, самая дорогостоящая hetaere, – произнес Пушкин, неправильно трактуя свойство дорогая при всем почтении и заботе. Женщина на этот счет составила свое понимание. Пушкин попытался обнять ее, но та отстранилась, посматривая в сторону выскочившего из повозки и спешившего к ним юного гусара, который в этот раз находился в служебном отгуле.
– Мадам, – поклонился Карамзин, – нижайший поклон, позвольте вашу ручку поцеловать?
Другие оставались в карете, Карамзин не знал, кто перед ним, но она была известна Пушкину, этого было достаточно, чтобы воспользоваться знакомством с приятной особой.
– Мы с моим другом Александром, поэтом и затейником и любимцем женщин, перед вами спешим на бал представить свои кандидатуры. Мадам, вы бы со своей очаровательной спутницей могли бы составить нам потрясающую компанию.
Идалия из далекого прошлого все же симпатизировала Пушкину. Навеселе он попытался увести ее от влияния юнца, обхватить и поцеловать, та вновь отпихнула его.
Поэт не понимал, что происходит, и выругался.
– Flibbertigibbet12… – промолвил он и направился обратно в карету.
Идалия также отстранила от приятельницы поручика. Когда до юноши дошло, что у него были непозволительные выходки, он направился обратно в транспорт.
– Tricheuse13… Я же знаю как… tu as donné à mon ami des cornes14!
Пушкина пытался усмирить Языков и друга Карамзина.
– Успокойтесь вы, Александр Сергеевич, стоит ли того… со щеголихами любезничать, – останавливал его Языков, – трогай!
Махнул рукой извозчику.
– Ты знаешь, кто эта модница? – уязвленно озирался Карамзин, будто извиняясь за свои слова и действия.
– Жена командующего эскадрона кавалергардского полка! – Пушкин произнес, будто невзначай.
Младший Карамзин будто сразу бы протрезвел. Языков тут же нашел минуту съязвить над товарищем, сыном петербургского историка.
– Что, Сашка?! Съел! Ха-ха… – с издевкой смеялся будто про себя Языков, – теперь тебя попрут точно из гусар, придется тебе к брату в поселение двигаться, уток гонять. А, ха-ха, – шутил Языков.
Приятель Карамзина унтер-офицер лейб-гвардии второго эскадрона также внимал речи поэта-лейбориста.
– Ладно, брату по пасьянчику раскинем ладошками, и по домам, – предложил Языков, тут же успокаивая молодых гусар.
Карамзин отказался, Пушкин, болтая головой, на сиденье дремал.
– Ну, как хотел по домам, так по домам. Любезный, – обратился Языков к кучеру, заметив состояние друга, – к Мойке, 12 довезем Александра, а потом и я до дому.
Доставили А. С. Пушкина к четырем часам дня. Жена Наталья Николаевна встретила мужа спокойно.
– Кузьминична, уложите Александра Сергеевича.
Прибежала нянька с дворником-истопником. К ночи на вторые дни комнаты остывали. Раздели. Уложили. Наталья Николаевна была у детей.
План Идалии
В доме Полетиков. Проводив гостей и собираясь довести вечер в семейном кругу, Идалия Григорьевна, проведя некоторые часы с детьми, принимала их в детской комнате и читала детские книги. Сегодня 12 октября, она продолжила читать историческую быль из гомеровских историй Илиады «Одиссей, или странствия Уллиса», в которой подходили последние страницы о его приключениях на острове с великаном. Идалия Григорьевна не считала нужным давать детям знания о Библии в столь раннем возрасте: ее дочери Елизавете было всего четыре года от роду, причем под сопение малыша Александра, убаюканного кормилицей Еремеевной, Елизавета под приключения мореплавателя быстро засыпала, не дождавшись очередного продолжения истории. Но так было редко. И в этот раз обнадежена подкреплением для побуждения ко сну Идалия Григорьевна зачитывала с выражением поэму едва слышно, чтобы не разбудить малыша, и уже саму ее клонило ко сну.