– Барон соизволит уходить, – сказал он, так и не придумав, как задержать кавалергарда.
В прихожей с гувернанткой, одевавшей его, остановила Полетика.
– Вы уходите? – удивленно спросила Идалия Полетика.
Она появилась из детской. Юный Александр просил успокоения, ему был необходим сон после паники и крика сестры. Она жалела, что случай произошел в семейном доме, но восторжествовала более яркому свиданию, теперь надо было придумать следующие действия, чтобы разнести новость.
– Да, Идалия Григорьевна, всего наилучшего, – собирался с мыслями Дантес, коверкая слова.
– Не спешите, у меня к вам очень серьезный разговор, – пыталась она его остановить.
Однако Дантес все же, замешкав, отказался от приглашения и покинул дом. Впоследствии не прошло и двух дней, как барон Геккерн получает анонимное письмо от Идалии Полетики на французском:
«Достопочтимый чрезвычайный посланник министр императорского двора барон Луи ван Геккерн ван Беверваард. Довожу до вашего сведения, что ваш подопечный Жорж Карл де Геккерн д'Антес бездумно отнесся к Наталии Николаевне Пушкиной в доме Полетика, что об этом будет объявлено ее мужу, в дальнейшем чтобы такие действия не поступали более из-за нестерпимого характера вашего подопечного».
Получив письмо от неизвестного автора уже сам Геккерн, однако, смолчав перед приемным сыном, в скором времени бросился к дому российских аристократов, но тут же остановился, найдя идею в своих мыслях. Он вспомнил об одном знакомом.
Луи Геккерн, недолго думая после анонимного письма, а это было четыре часа дня, спешно оделся.
– К ужину не буду, – крикнул он появившейся служанке.
Еще раз убедившись, что Дантеса в его комнате не было, застегиваясь на ходу, слетел с лестницы, едва хватаясь за широкие перила. Тут же отыскав повозку, он направился к Каменному мосту. Там в одном из доходных домов остановился его юный друг – неудавшийся паж Петр Долгоруков.
На съемной квартире Долгорукова в комнате было светло от ярких свечей. Постучав три раза по особому коду, Геккерн встретил на пороге Ивана Гагарина, двадцати трех лет камер-юнкера, служившего при канцелярии иностранных дел, в меблированной комнате с мебелью под прокат, весьма соответствующей домашней обстановке.
– Это что?.. Это кто мне подсунул? – по-русски выговаривал Геккерн, не раздеваясь. Иван предложил ему снять верхнюю одежду, заботливо ему помогая.
В скором времени два близких друга обдумывали план действий по выявлению автора анонимного письма.
– Je ne sais pas qui peyt être le provocateur de Van17, – сказал возмущенно Геккерн.
Его взгляд пылал, ему было не до дружеских деликатностей с русским мыслителем.
Барон объяснил все юному другу, когда тот предложил сесть ему на диван. Геккерн переживал, скорей, не из-за Дантеса, но, скорей, из-за самого себя, влипшего в авантюру с Дантесом.
– Сколько раз я ему говорил, не трогай Пушкина, в особенности обходи дом Полетиков! – выговаривал Геккерн на французском.
– Не понимает, не понимает… А мое честное имя?! Которое я ему дал?
Иван Гагарин присел к нему, похлопав слегка рукой по его плечу.
– Ну-ну, негоже так волноваться. Стоит ли волноваться, уважаемый барон из-за русской шалости, – успокаивал его Гагарин.
– Я даже не представляю кто! Кто мог позабавиться послать анонимку… Явно не из меблированного трактира, где собираются одни пьянчужки. Это из приближенных вашего, господин Гагарин, подданства, – без страха и упрека подчеркнул Геккерн светскую публику.
Гагарин не стал на том задерживаться.
– Возможно, – поджал он губы.
Но в его светлой голове возник уже один план.
– Эх, жаль Долгорукова нет, он в отъезде у Карамзиных, что он там делает, только на одни фантазии готова моя головушка, – сожалел актуариус.
Он встал, его голова была полна другими идеями.
– Вот что я надумал, уважаемый барон… Вам знаком такой Борх?
Геккерн задумался. Он где-то слышал это имя или ему слышалось, но, быть может, и нет, во всяком случае, распространенная фамилия в европейской части.
– Актуариус коллегии иностранных дел, странный малый, – Иван задумался, – есть слушок, что его жена изменяет с царем.
Для Геккерна это была не новость, одно из светских развлечений в Российской Империи – наставить кому-либо рога.
– Муж-рогоносец, – заметил барон, ухмыляясь едва, но больше заинтересовавшись.
– Вот именно, – Гагарин таинственно присел к барону, – рогоносец. А в масонских регалиях имеется особенность одна из затей. Да вам, наместнику европейской жизни, должно быть известно о титуле рогоносца, барон Луи Якоб Теодор ван Геккерн?