Оркестр играл туш. Щелкали затворы фотоаппаратов, трещали кинокамеры.
Один за другим выходили известные всему миру русские артисты Валентин Филатов, Олег Попов, чешка Мария Рихтерова, поляк Михал Мозес...
— Артист советского цирка Осинский Лев Александрович за номер «Соло-эквилибр» награждается высшей наградой — Большой золотой медалью и почетным дипломом лауреата фестиваля. А кроме того, ценным подарком — фотоаппаратом. Проше, проше! — торопил со сцены Дин Дон.
Невысокий, стройный Осинский поднялся из-за стола и через весь зал направился к эстраде.
— Поверьте мне, — нагнулся к Бардиану Добрич, — за семьдесят лет работы в цирке я много повидал! А вот такого оригинального и красивого номера, как у Осинского, не привелось видеть!
Когда Осинский поднялся на эстраду, Добрич вручил ему медаль и диплом.
— Прошу!
В зале дружно зааплодировали. Оркестр грянул туш.
— Вот еще фотоаппарат. Снимайте на здоровье! — сказал старик и протянул Осинскому коробку с фотоаппаратом. — Поздравляю Вам! Много поздравляю Вам!
Осинский переложил правой рукой диплом и медаль под мышку той же руки и взял ею коробку.
«Вот чудак-человек, — удивился Добрич. — Куда проще переложить их в левую руку...»
Старый мастер улыбнулся и протянул руку для рукопожатия.
Но что это?
Осинский не подал руки... Он смутился и беспомощно огляделся по сторонам, как бы подыскивая место, куда положить диплом и коробки...
Добрич, не отрываясь, смотрел на левую руку артиста, глубоко засунутую в карман брюк.
— Положи на стол, Левушка, — негромко предложил Бардиан.
— Спасибо, Феодосий Георгиевич, — так же негромко ответил Осинский и положил коробки и диплом на стол. Повернувшись к оцепеневшему Добричу, он крепко пожал его руку и спустился с эстрады. Добрич нагнулся к Бардиану.
— Нет... Не может быть... — прошептал он срывающимся от волнения голосом. — Неужели он... без руки?..
— Именно без руки, — ответил Бардиан.
— Стой, сыне! — неожиданно крикнул Добрич так громко, что все вздрогнули. — Стой!
Осинский остановился посреди зала. Звеня орденами и медалями, старик стремительно приближался к нему. Он задыхался от волнения. На глазах его были слезы. Они скатывались по усам, по щекам.
— Това не чувано[7]! Великий акробат — и без руки! Герой войны... да? Това не чувано!
Старик быстро говорил что-то, мешая русские и болгарские слова.
— Я и подумать не мог... Никто... Никогда... Все же видели, сыне, во время номера ты двигал левой рукой...
— Протез... Особой конструкции... — смущенно улыбнулся Осинский.
— Да это же подвиг... Това не чувано... — повторял старик.
И все, кто был в зале, встали, как один человек, восхищаясь подвигом артиста.
Гастроли в Польше закончились.
На Варшавском вокзале в ожидании экспресса «Берлин — Москва» советские артисты оживленно беседуют с польскими, венгерскими, болгарскими, чехословацкими друзьями. Добрич ни на минуту не отпускает Осинского.
— Ну, значит, поехал ты снова с Волжанскими, а дальше что было?
— Номер «Лягушки» вскоре сняли. Но ничего... Цирковые помогли... Нигде в мире нет таких людей, как у нас в цирке... Я очень страшился выступать без трико и без маски лягушки. Волжанский заставил. Придумал номер — «Двойной эквилибр» — для меня и для него. Выступали мы на двух тумбах, синхронно. Костюмы сшила Марина. Брюки и рубашки, рукава-буфф. Это чтобы протеза не было видно. Волжанский нарочно держал руку, как я, будто у него тоже протез, представляете! Вставали на одну руку. Я на правую, он — на левую. Стойки получались одинаковые. Все, что делал я, — делал и он. Будто отражение в зеркале. Потом пускали сольные трюки: «флажки», «углы», «каучук», «мостики»... Я в финале делал шпагат, Володя на моих плечах стойку... Вселил он в меня веру.
— Очень неплохой номер был, — сказал Бардиан.
— Ну, а потом что? — спросил Лазар Добрич.
— Потом Волжанский и художники из Иванова помогли с сольным номером, — продолжал Осинский. — Идея родилась от эмблемы киностудии «Мосфильм» — вращающейся скульптуры Мухиной. И от грузовика с выдвигающейся люлькой. Подал я заявку в главк. Утвердили. Направили в Центральную студию циркового искусства. Прикрепили режиссеров Баумана и Аркатова. Вместе голову ломали, рисовали эскизы. Помогли Карандаш, Анель Судакевич — замечательная художница! Сперва думали так: темнота. Экран. Кинокадры — наступление армии. Госпиталь. Я снят в наступлении и в госпитале. Потом — возвращение в Москву, тренировки, репетиции... Гаснет экран. Прожектора выхватывают пьедестал. На нем — я. На моей руке сидит белый голубь — символ мира. Голубь улетает. Начинается работа. В конце в моей руке появляется алый стяг...