— Чего испугался? Серебряково совсем рядом! Будешь часто навещать брата. Сегодня поедешь — сам увидишь, что недалеко. Пешком можно дойти.
— Сегодня уже переезжать? — спросил Левка.
— Да. Жду подводы.
Ребята вышли на крыльцо.
Левка сказал сквозь стиснутые зубы:
— Дай закурить!
— Нет.
— Дай, говорю!
Он опустился на ступеньку. Неумело скрутил козью ножку, втянул в себя противный сизый дым, закашлялся. Тут же закружилась голова. Он отбежал в сторону, к забору. Его стошнило. На крыльце появился встревоженный заведующий.
— А кроме альбома, ничего не стащили?
— Не знаем. Не проверяли…
— А ну-ка айда за мной!
Они побежали к дому Издали услышали громкий плач детей.
— Ясно! Всех обчистили! — зло выругался заведующий.
Увидев на пороге Левку, Радик, заливаясь слезами, бросился к нему, громко крича:
— Мой фонарик, Левка! Мой фонарик!
Обоз приближался к Серебрякову. Было около четырех часов дня. Левка, Васильев и Сабина сидели на первой подводе.
— Не представляю, как он там будет без меня, — говорил Левка, — такой слабенький… с этими деловыми… Даже сдачи не сможет дать.
— Подъезжаем, — сказал возница и подстегнул лошадь.
Ребята внимательно разглядывали длинную улицу. Село мало чем отличалось от Круглоозерного. Лошади остановились перед старым двухэтажным домом с коньком на крыше. Ребята вошли в маленький двор с поломанными вербами. Во дворе никого не было.
— Сейчас местный Машка появится, — сказал Васильев. — Береги последние манатки!
Возница громко крикнул:
— Гэй! Тетка Настя!
Никто не ответил.
— Тетка Настя! Постояльцев привез! Выходи! Померла, что ли?
— Типун тебе на язык за такие слова! — раздался за спиной ребят спокойный старческий голос. — Чего глотку дерешь? Казенная, что ли?
На порог вышла небольшого роста морщинистая старуха с ухватом в руках.
— Городские? — спросила она, ласково поглядев на ребят. — По одеже видать. Милости просим! Пошли в дом. Вы, девочки, будете жить внизу, а огольцы — наверху. Устроитесь — обедом накормлю!
— Мы уже сегодня обедали, — вспомнил Васильев.
— Знаю я ихние обеды, — презрительно скривила губы тетка Настя. — И помни, малец: палка на палку не приходится, а обед на обед — нужды нет.
— Тетка Настя так накормит, что язык проглотишь, — похвалил возница.
В старом доме — два этажа. На каждом из них по темному чулану и по большой комнате. Обогреваются они одной длинной печью. Печь начинается от фундамента, кончается под крышей. В комнате, где живут девочки, пятнадцать кроватей. У мальчиков — двадцать. Все они покрыты одинаковыми байковыми одеялами. Тонкими, желтыми, застиранными. Кроме кроватей, в комнатах но большому столу и по нескольку табуретов. Под самым потолком — лампочка.
— Богато живете. С электричеством! — удивился Васильев.
— Не радуйся, — сказала тетка Настя, — часто заедает движок. Да и выключают его рано.
— А где же ребята? — спросила Сабина.
— В школе. Скоро явятся, — сказала тетка Настя. — Ну, пошли кормиться.
— Гляди-ка, Левка! — восторженно воскликнул Васильев.
На подоконнике лежала большая яркая коробка из-под красок и несколько кисточек.
— Не наша… По-китайски написано, — сказал Левка. — Или по-японски. Краски, наверное… Или карандаши… Сроду таких не видел…
— Давай откроем, поглядим!
— Нехорошо без спросу, пошли.
Обед оказался вкусным. Пока ребята ели, из школы вернулись детдомовцы. Они заглядывали в дверь и окна столовой, внимательно рассматривали новеньких.
— Идите, идите! — отгоняла их стряпуха. — Поесть спокойно не дадут!
— Что, тетка Настя, жалко, если на людей поглядим?
— Идите! Идите!
Новенькие пообедали и, уступив места детдомовцам, разошлись кто куда. Левка поднялся в комнату и не поверил своим глазам. Спиной к нему в полном одиночестве сидел и рисовал китайскими красками… Миша Кац.
блаженно распевал Миша.
Левка подкрался на цыпочках сзади и закрыл руками глаза друга.
— Кто это? — недовольно спросил Миша, откладывая в сторону кисточку.
Левка не ответил.
— Что за дурацкие выходки? — не на шутку рассердился Миша. — Пусти!
Левка не отпускал руки.
— Отстань! Кто это?
Левка изменил голос и ответил хриплым басом: