— Все у меня есть. В детдоме дали. Вот только если белил немного…
— Бочку достану На хризантему и манишку знаешь сколько белил уйдет!
Когда все вышли из комнаты, Абашкин, кивнув на афишу, шепнул Левке:
— А девушка знаешь на кого похожа?
— Какая девушка?
— Не знаешь? Брось притворяться. Та, что на трапеции?
— На кого? — спросил Левка, и уши его запылали.
— На Сабину! — весело сказал Абашкин и многозначительно подмигнул.
Левка ничего не ответил, но уши его покраснели еще гуще.
Абашкин рассмеялся, понимающе стукнул Левку по плечу.
— Идем, что ли, жених!
Они вышли на улицу.
Абашкин спросил:
— А много тебе Дойнов за рекламу выдал?
— Ничего.
— Вот жмот! И за работу ничего не платит?
— Он же нас поит, кормит, одевает.
— Кулак! Недаром от него уже шестеро ребят ушли. Про его скупость знаешь что рассказывают? Спереди у него на шее есть бородавка. Так вот, говорят, он передней запонки не покупает, на бородавку воротничок застегивает.
Глава вторая
Ботиночки для Радика
На другой день с утра Левка и Паша Абашкин отправились покупать белила.
— Стойте, ребята! — окликнул их Панич, размахивая палкой. — Вы куда?
— На рынок.
— И я с вами. Мне новый аквариум нужен. Вчера разбил.
Купив в ларьке белила, они прошли на шумную барахолку. С трудом протискиваясь сквозь толпу, подошли к забору, около которого среди всякого хлама Панич разыскал аквариум. За него пришлось отдать все деньги.
— А ну, кому ботиночки! Мировые ботиночки! Налетай! Хватай! Даром отдаю! — кричал верзила в сетчатой майке, раскручивая синие ботиночки, связанные за шнурки. — Эй, шляпа, ботинки бери! По дешевке! К твоему кокошнику как раз подходят!
— Бери, — сказал Панич. — Стоят.
— Красивые, — вздохнул Левка. — Только маловаты они мне. Вот Радику бы в гостинец послать… Да денег нету…
— Так я мигом заработаю, — сказал Панич. — Пошли за мной. А ты, парень, жди нас. Вернемся — заберем ботиночки. Никому не продавай!
Они остановились у пивной.
— Ты войдешь попозже, будешь набивать цену, — сказал Абашкину Панич.
Левка ничего не понял: «На что набивать цену? Чем Панич торговать собирается?»
В пивной было людно. Левка и Панич уселись за длинным столом, покрытым старой липкой клеенкой. К ним подошла официантка. Панич сделал заказ.
— Кружку пива, раков, соленой соломки, две таранки и квасу для пацана.
«У него же нет ни копейки… Как расплачиваться будет? — подумал Левка. — Ну и отчаянные люди эти артисты!»
— Сейчас карася поймаем, — тихонько шепнул Панич.
— Какого карася? — изумился Левка, покосившись на аквариум.
— Увидишь!
Панич приглядывался к посетителям. Его взгляд остановился на румяном толстяке, который сидел напротив. Медленно потягивая пиво, тот сдувал с кружки пену и, судя по всему, был настроен весьма добродушно.
— Подходящий карась, — шепнул Левке Панич и вежливо осведомился у румяного толстяка: — Сколько, извините, приняли внутрь?
— Четвертая.
— И хорошо проходит?
— Великолепно.
— А норма у вас какая?
— Кружек восемь выпью.
— За весь вечер?
— Конечно. Часа за четыре.
И много раз, простите, в туалет выходите?
— Раза два-три…
Официантка принесла заказ.
— А вы что же, только одну кружечку? — приветливо улыбнулся толстяк. — Маловато больно.
— Мне много не выпить… — пожаловался Панич. — Организм не принимает. Обидно даже…
Левка прыснул и чуть не испортил все дело.
В пивную вошел Абашкин с банкой белил в руках. Попросив разрешения, он занял место рядом с толстяком, заказал водки и пива.
— Рыбками интересуетесь, молодой человек? — спросил он у Левки, указав на аквариум.
— В основном карасями, — совершенно серьезно ответил Левка.
— Приятное занятие… Не помешал вашему разговору? Не нарушил компаньицы? О чем беседуете?
— Да вот, товарищ рассказывает, что восемь кружек за вечер выпивает, — сказал Панич.
— Извините, — спросил Абашкин. — А за раз сколько можете?
— Кружки две-три, наверное…
— Спорим, что не выпьете! Угощаю. Все три оплачиваю.
Толстяк согласился. Абашкин крикнул громко, на всю пивную:
— Товарищи! Прошу всех сюда. Всех, кто в выпивке понимает! В судьи зову! В свидетели!
Посетители окружили стол тесным кольцом. Принесли пива. Первую кружку толстяк опорожнил залпом, вторую выпил с остановками, третью — с трудом. Его глазки покраснели, стали рачьими, казалось, вот-вот вылезут из орбит.