Русидзе бросил змею в клетку, отыскал карандаш, написал записку. Левка ушел. Русидзе снова принялся возиться со змеей, поить ее молоком.
Администратор прочел записку, поморщился.
— Нет денег. Не приставай! Рублей пять могу дать, больше нет.
— Но ведь Русидзе пишет — тридцать!
— Мало ли, что он пишет. Он артист, а не финансист. Не могу больше дать. Так и передай ему. Пиши расписку на пятерку, и будь здоров!
— Но мне нужно тридцать!
— Разговор бесполезный. Можешь на меня жаловаться!
Левка вернулся к Русидзе. Тот покачал головой.
— Ладно, идем! Боюсь только, ничего не выйдет. Он меня не слушается.
— Как же вы допускаете?
— Слабый характер у меня, кацо. Мягкотелый я, дорогой!
Русидзе кричал на администратора, требовал денег. Администратор кричал на Русидзе, обзывал его транжирой, грозил, что уйдет из бригады, дал пять рублей.
— Не слушает он меня, кацо. Сам видел. Не знаю, что делать с ним, дорогой. Он просто хулиган! Вот тебе еще пять. Из своих даю! Больше дать не могу. Я у него в кабале, дорогой. Много денег ему должен. Ох, и много, кацо! Ты даже не представляешь! Я раб. Просто раб, кацо. Но ты не волнуйся. Понемногу все выплачу, дорогой!
Левка рассказал все Мамия. Тот рассмеялся. Спросил:
— А каким карандашом Русидзе написал записку? Красным, синим или черным?
— По-моему, синим. А какая разница?
— Если красным пишет, значит выдать деньги сполна, синим — часть, черным — ни копейки. Сговор у них, понимаешь? Так всегда хозяйчики делали. Еще до революции.
Левка возмутился.
Мамия сказал:
— Можешь кричать сколько хочешь — бесполезно! На питание получаешь?
— Получаю…
— На виноград и лаваш хватает?
— Хватает…
— А на шашлык не рассчитывай!
— А правда, что он всю выручку на взятки раздает?
— Брешет!
Несколько дней спустя, дождливым осенним утром бригада Русидзе на подводе, запряженной волами, переезжала через перевал. Администратор и часть труппы уехали с утра. Было холодно. Артисты накрылись брезентом, но все равно промокли насквозь.
Русидзе рассказывал:
— Я прежде, во времена нэпа, куклой работал. Большие деньги получал. Шальные деньги.
— Как это — куклой?
— Живым манекеном. Стоял в витрине магазина готового платья два часа не шелохнувшись. Не моргая. Не дыша. В одной и той же позе. С тростью в руках. Муха садилась на лицо, ползла, щекотала, а я терпел, не двигался. Прохожие толпами стояли у витрины, спорили — живая кукла или не живая. Как два часа проходило, витрину задергивали изнутри занавеской, я сходил с подоконника, переодевался, разгримировывался. Вот и весь трюк. Самое трудное — не моргать. Хорошо хозяева платили… Жил припеваючи. Не сравнить с тем, как сейчас живу!
— А хозяин ваш сразу платил? Или по частям? — спросил Левка.
— Ты на что намекаешь, дорогой? — насторожился Русидзе.
— Разве вы не видите, как я оборвался? А вы все только обещаете да обещаете!
— Ты прав, кацо. Я свинья, дорогой! Сегодня же приедем на место — дам тебе на пальто. Вырву деньги у администратора! Хватит меня не слушаться! Напишу ему записку, сходишь в кассу — получишь!
— Каким карандашом писать будете? Красным? Синим? Черным? — спросил Левка.
— Не пойму тебя, кацо! О чем говоришь? Какой карандаш есть — таким писать буду. Найду красный — напишу красным, найду зеленый — напишу зеленым… Какая разница?
— У меня есть красный карандаш! Напишете?
Русидзе рассердился, вскипел, резко крикнул:
— Я не жулик, кацо! Что такое шахер-махер, не знаю! Честно живу На что намекаешь, повтори?!
— Я дам красный! Напишете? — снова крикнул Левка.
Он дрожал от гнева. Мамия в страхе остановил волов. Артисты соскочили с телеги. Дождь усилился.
— Напишете красным? Или дальше будете обманывать?
— Нет, это просто бандит! — спокойно сказал Русидзе, бросив злой взгляд на Мамия. — Какой-то кретин наболтал ему глупостей про меня, а он как попка повторяет! Хулиган! Бандит неблагодарный! Я ему столько хорошего сделал! От Дойнова спас! Пальцем не тронул!
— Лучше бы били, чем так издеваться! — крикнул Левка.
— Хочешь, чтобы ударил? Напрашиваешься? Могу, дорогой! — сказал Русидзе, спрыгивая с подводы. — Могу и ударить, кацо, раз просишь! Больно ударить! У меня рука тяжелая! Ох, и тяжелая!
Он начал медленно закатывать рукава, обнажая жилистые сильные руки.
— Ну, бей! Бей! — крикнул Левка.
Русидзе не двигался с места. Левку трясло, как в лихорадке.