Он едва успел отпрыгнуть в сторону и спрятаться за толстый ствол дерева: доля секунды, и он был бы сбит с ног этим живым смерчем, растоптан, истерзан, измят копытами.
Все в мыле, тряся гривами, продолжая истошно ржать и фыркать, кони вихрем пролетели мимо и скрылись за деревьями.
Тяжело дыша, он вбежал во двор. Повсюду с лаем и воем бегали собаки. Между ними металась Сабина, прижимая к груди любимого голубя Шаха. Увидев Сандро, бросилась к нему, заплакала.
— Жив! Жив!
— Где все?
— Там!
Из покосившихся ворот пылающей конюшни вырвались три морских льва. Высоко подскакивая на ластах, падая, спотыкаясь, резко переваливаясь из стороны в сторону, они передвигались неестественно быстро, жалобно тявкали, громко ревели, ничего не видя перед собой.
Закрываясь от жара руками, из конюшни выскочила толпа артистов. Старый дрессировщик кричал на ходу:
— К реке! К реке их гоните!
Мгновенно сбросив туфлю, схватив правой ногой какой-то прутик, Сандро, высоко подпрыгивая на левой, погнал обезумевших животных в быструю речушку. За ним, так и не выпуская Шаха из рук, бежала Сабина.
Сзади раздались треск и грохот. Дымящиеся, черные, обугленные стены конюшни грузно рухнули, ярко вспыхнув напоследок.
Морские львы нырнули в речку, ставшую горячей. Смахивая слезы, старый дрессировщик жаловался Сандро:
— Только этих спас… А Цезарь, Нерон, Клеопатра живьем сварились… Прямо в первом бассейне… Проклятая бомба… Это ж не львы… Дети мои… Понимаешь? Дети… А с этой тройкой что делать? Как их спасти?..
Львы фыркали, ныряли, подплывали к берегу.
Глянув в последний раз на пепелище, артисты вышли на дорогу и двинулись из города. За ними с криком устремились вплавь морские львы. Дорога свернула налево, в гору. Реки скоро не стало видно, но долго еще слышались жалобные крики трех морских львов.
Выйдя на шоссе, забитое беженцами, артисты двинулись по направлению к Москве.
Они шли без вещей, усталые, закопченные, грязные. Рядом с Сандро двигалась Сабина в пестром сарафане, с Шахом на плече. Около артистов притормозил грузовик. Из кабины высунулся черный, обгорелый летчик, хрипло крикнул:
— Две секунды даю! Нагружайся!
Люди бросились к машине, начали подсаживать в кузов женщин, детей.
— Сандро, залезай! Помогите Сандро! — кричала Сабина.
— Нет, нет, садись сама! Мест для женщин не хватит. Я на следующей попутной доберусь. Попятно, да?
Летчик включил газ.
— Без тебя никуда не поеду! — крикнула Сабина, соскакивая с подножки грузовика.
Машина умчалась, вздымая пыль.
— Ну и дура, понятно, да? — выругался Сандро. — Когда еще попутная попадется?
— Вовсе и не дура! — крикнула Сабина. — Тоже мне выдумал, тебя одного бросать! Верно, Шах?
К вечеру они вошли в лес. Тени сгустились. Земля была болотистой: под ногами чавкала вода. В поисках местечка посуше они попали в чащу. Больно кусалась комары.
— Стой! Руки вверх! — раздалось слева.
Из-за дерева вышли два красноармейца.
— Мы свои! Мы свои! — закричала Сабина. — Мы артисты цирка!
Шах вспорхнул с плеча и перелетел на дерево. Красноармейцы удивленно посмотрели на голубя, переглянулись.
— Документы!
— Нету документов. Все в Минске осталось, — сказал Сандро.
— Брешет, — возмутился первый. — А голубь-то, видать, связной!
— Факт, шпионы! — согласился второй. — Це румын! Видал, и серьга в ухе торчит! А ну, руки вверх! Кому говорю?
— Не стреляйте! — крикнула Сабина. — Нет у него рук!
— Как так нет?
— Нет, и все! — взволнованно сказал Сандро. — Свой я! Свой! Протезы у меня!
— Що це за протезы? Брешешь, румын!
— И не румын он вовсе! — крикнула Сабина. — Он грузин!
— Грузин я, грузин, понятно, да? — выкрикнул Сандро.
— Брешешь! У нас тут есть грузин. Кликни-ка, Петров, Джебраилова. Если врет — шлепнем!
«Раз Джебраилов, значит не грузин, а азербайджанец, — подумал Сандро. — Счастье, что я по-ихнему могу». И как только появился Джебраилов, начал быстро ему что-то объяснять по-азербайджански.
— Это наш, наш человек, — улыбнулся Джебраилов.
Переночевав у красноармейцев, Сабина и Сандро ранним утром снова двинулись в путь. Шли долго. Устав, присели передохнуть у колодца. Сандро снял туфли, закинул их в траву.
— Так легче идти, понятно, да? Да и развалились они. Знаешь, как ноги ноют! Миллион дали бы, не смог бы номер отработать…