«Часы, что ли?.. Нет, не может быть… Они же во ржи… На руке… Это так громко пульсирует кровь… Конечно… Вон как хлещет… Надо остановить ее… Немедленно… Иначе смерть… Надо найти жгут…»
Он оглядывается, замечает в траве длинную змейку красного телефонного кабеля, бредет к нему Сев рядом, с трудом перекусывает кабель, берет один конец в зубы, а другой в руку и туго обматывает обрубок выше локтя.
«А моя рука валяется там, во ржи… Валяется теперь ненужная, с часами на запястье… Сколько же они будут идти? Я заводил их перед второй атакой… Они громко тикают… И долго будут еще тикать там, во ржи… На мертвой руке… Словно живые…»
Взрыв обрывает лихорадочный бег мыслей. Это танк прямой наводкой ударил в пушку. Летят вверх искореженная сталь, комья земли.
Танк поворачивается и уходит. Сразу же наступает тишина.
Осинский поднимается и устало движется к прежней огневой позиции. Вокруг ни души. Орудия полка далеко впереди. Пехота давно ушла.
Окоп пуст. Нужно идти в тыл, в санчасть. Идти скорее. Но силы иссякли. Все же он встает и, поддерживая все еще кровоточащий обрубок правой рукой, входит по грудь в высокую рожь.
Полуослепший, он идет, спотыкается, падает, снова идет, шатаясь, не разбирая дороги. Дым ест глаза. Осинский стискивает зубы. С каждым новым шагом он теряет силы. Волосы, лицо, гимнастерка — все в крови.
Уже видна полуразрушенная колокольня.
«Там штаб… Там санчасть… Там свои…»
Вот, наконец, деревня.
Его встречают полковые шоферы.
— Пить… Пить… Пить…
Глава девятая
В тот же день
— Пить…
Он жадно прильнул к котелку, протянутому шофером.
— Идем в санчасть, скорое в санчасть, сынок…
Для операции в санчасти не было условий. Обрубок обмотали сверху бинтом, извлекли осколок из века, промыли глаз, перевязали бок. Стало чуть легче.
— Сейчас отправим вас в полевой госпиталь. Это совсем рядом.
— Хорошо.
Осинский сел в грузовик рядом с водителем. Машина тронулась по изуродованной асфальтированной дороге. Ехать было трудно: навстречу шла и шла пехота, медленно катились пушки. Грузовые машины двигались сплошным потоком. В них солдаты с автоматами, какой-то груз, тщательно укрытый брезентом.
— «Катюши»… — сказал водитель. — Не волнуйся, сынок, скоро приедем, немного осталось.
Машина остановилась у большого дерева. На прибитой к нему фанерке было написано «Санбат». На тропинке их встретил врач.
— Не повезло вам. Госпиталь уже снялся, выехал ближе к передовой. Наступление, сами понимаете. Медоборудования нет. Я один остался. Жду машины.
— Что же делать?
— Километров через десять другой госпиталь. Поезжайте туда. Сильно болит?
— Адски. Сделайте хоть что-нибудь, чтобы уменьшилась боль.
— Сколько времени под жгутом?
— Уже давно.
— Необходимо снять жгут. Иначе произойдет атрофия. А там и гангреной пахнет.
Врач снял жгут. Хлынула кровь. Стало немного легче.
— Пить… Дайте пить…
— Вот, выпей.
— Еще…
— Пить много не надо. Сейчас сделаю слабую повязку, и поезжайте. Скорей поезжайте!
Машине пришлось долго стоять у развилки, пережидая большую колонну танков. Грохоча, они шли мимо, обдавая горячим ветром, горьким запахом бензина и металла. Следом за танками появились мощные «студебеккеры». К ним были прицеплены и длинноствольные орудия и тяжелые минометы с поднятыми в небо жерлами. В клубах пыли потонула фигурка регулировщицы с красным флажком.
— Смотри, сынок, силища-то какая, силища-то! — воскликнул водитель. — Артиллерии-то сколько! Мать честная! Что делается!
Регулировщица махнула флажком — машина тронулась.
— Потерпи еще маленько, сынок. Я аккуратно поеду. Скоро будем.
Брезентовые госпитальные палатки стояли на опушке леса, неподалеку от выжженной деревушки, в которой чудом уцелели две хатки да банька.
На шинелях и прямо на траве, под тентами и под открытым небом сидели и лежали раненые. Особенно много их было у входа в хирургическую палатку с небольшими целлулоидными окнами.
Время от времени полог приподнимался, и две санитарки в забрызганных кровью халатах выносили раненых. Их укладывали на подводу и увозили в деревушку.
— Ты подожди, я сейчас, — сказал водитель и нырнул в палатку.
Осинский опустился на траву у заднего полога рядом с двумя ранеными. Мучительно болел обрубок. Подняв его вверх, он прислонился спиной к дереву.
— Что, легче так? — спросил первый раненый.
— Легче, — сквозь зубы ответил Осинский.