Он побоялся потревожить спящую и не решился подложить ей под голову подушку.
— Тили-тили тесто, жених и невеста! — быстро проговорил проснувшийся Радик.
— Замолчи! — шепнул Левка.
— Ага, покраснел, — торжествующе заметил Радик и, бросив взгляд в окно, воскликнул: — Смотри-ка, Левка, аэродром!
Они прильнули к окну. Мимо проплывал аэродром. Сколько раз Левка бывал там! Как и прежде, поблескивают на солнце алюминиевыми крыльями У-2, Р-5, «ишачки»… Как и прежде, ветер гоняет по аэродрому клубы пыли.
Но только теперь никто никогда не проведет Левку но летному полю. Никогда больше Левка не ощутит дрожи самолета перед взлетом со стартовой дорожки, не услышит мощного рева моторов, не попытается перекрыть этот рев и свист ветра, горланя что есть силы любимую песню всех летчиков.
— Ты что? Плачешь? — спросил за Левкиной спиной Васильев.
— Нет, это глаза заболели. От напряжения. Я все село Спасское высматриваю, в котором родился, — ответил Левка, отводя взгляд.
— Так Спасское совсем в другой стороне…
Левка промолчал.
— А я нож достал! — радостно сообщил Васильев. — Дали проводники. И еще в придачу вон какой кусище колбасы! Как дирижабль. И махорки отсыпали.
— Значит, будешь курить?
— Буду.
— Ну и зря!
Левка принялся мастерить футляр. Ребята стали вспоминать праздничный вечер в детприемнике. Борис Борисович уговорил сестер станцевать. Они исполнили классический танец, а Сабина на «бис» показала несколько мостиков, шпагатов и колесиков.
— Да Сабина — настоящая артистка! Мальчишке так сроду не согнуться, — авторитетно сказал Васильев. — И шпагат не сделать.
— А по-моему, можно, — возразил Левка. — Я слышал, что и мужчины делают шпагат. Надо будет попробовать.
— Спорим на «американку», что тебе шпагата не сделать!
— А если я выиграю спор? — хитро прищурился Левка.
— Требуй что захочешь!
— Даже альбом с марками? — спросил Радик.
— «Американка» есть «американка», — ответил Васильев, заметно обеспокоенный.
На станции Уральск — пересадка.
— Глядите, машины! — закричал Радик.
— На грузовиках поедем!
— Ур-р-р-р-ра!
Ребята взбираются в кузова. Им помогают шоферы, воспитатели, красноармейцы. Машины трогаются, подпрыгивают на ухабах. Визг, веселье, крики. Кто-то пищит со страха, но почти всем нравится быстрая езда.
— Быстрее! Быстрее! — кричит Левка.
Он подставляет лицо, грудь ветру и солнцу Следом за ним и Сабина привстает со скамейки.
— Упадете! Что вы делаете? — испуганно кричит Радик, уцепившись за Левкины штаны.
— Не упадем. Быстрее! Быстрее!
Скоро весь грузовик начинает кричать:
— Быстрее! Быстрее!
Машины пролетают мимо бахчей, перелесков, станиц.
Кто-то запевает:
И все дружно подхватывают:
Машины въезжают в село Круглоозерное. Вот и детдом. На воротах написано: «Добро пожаловать!» Ребята соскакивают с грузовиков.
— Вы заметили, сколько в деревне рыбацких сетей на заборах сушится? — радостно восклицает Левка. — Значит, рыбку половим!
Вдруг раздается разбойничий свист. На крыльце стоит грязный оборванный детдомовец. Он вставляет два пальца в рот и опять пронзительно свистит, свистит так, что становится больно ушам. Рядом с ним появляются еще несколько оборвышей. Один из них спрашивает:
— Эй, новенькие! Деловые, фартовые есть?
Новенькие молчат.
— Что значит — деловые? — испуганно спрашивает у Левки Радик.
— Воры. Не трусь!
Оборванный детдомовец кричит:
— Эй, Машка! Машка! Сюда! Тюфяков привезли!
На крыльце появляется Машка. Это крепыш Левкиного роста, с очень длинными растрепанными волосами. Он зло оглядывает детей.
— Берегитесь, тюфячки легавые! Пощады не будет! Верно, Крыса? Всех прищучим.
— Всех! Будет вселенский хай! — захохотал первый детдомовец.
Раскрылась дверь конторы, и на крыльце появились эвакуаторы вместе с заведующим детским домом — высоким худым мужчиной.
— Чего уставились? Айда назад в мастерские! — прикрикнул он на детдомовцев и обратился к приехавшим: — А вы, новенькие, разгружайтесь покамест и пройдем вон в тот дом устраиваться. Айда за мной!