— Ну вот, Левушка, все в порядке, — дрогнувшим голосом сказал Кузнецов. — Будем оформлять!
— А я что говорил! — воскликнул Дадеш каким-то низким, незнакомым голосом. — Иначе и быть не могло! Все правильно! А он не верил. Поглядите на него, Евгений Михайлович, — ревет белугой. Есть хоть платок-то? Возьми у меня в кармане, чудак, даю честный слово. Плачет!..
— А вы сами почему плачете, Сандро? Почему отвернулись? Вам самому, по-моему, платок нужен. Что отворачиваетесь?
— Это я не плачу, Евгений Михайлович. Просто вчера шашлык жарил, много луку резал.
Часть шестая
Снова в пути
Глава первая
Тбилисский цирк
Наконец-то был принесен домой долгожданный протез. Осинский бережно развернул его, положил на койку.
— Ну, как он тебе? — спросил конюх, склоняясь над койкой. — По-моему, хорош. Очень хорош. Лучше некуда!
— Неудобен, придется переделывать…
— С ума сошел! — испугался конюх. — Жаль, уехал Сандро, он бы тебе показал, как ломать. Протез мировой, не придирайся!
— Ты чудак, — рассмеялся Осинский. — Он же не сгибается. Просто косметический, для красоты. А мне для работы нужен. Ты лучше, чем ворчать, достань сыромятину от старой сбруи, веревку какую-нибудь или ремень… Да и коловорот нужен.
— Батюшки! А коловорот-то зачем?
— Дырок побольше понаделаю.
— Совсем спятил!
— Так надо, чтобы он стал полегче. Лишние замки снимем: они совершенно не нужны.
— Правильно, не нужны. Дураки, выходит, на заводе делали, а ты умный! Ну, валяй, валяй, порть вещь! Вконец порть!
Продолжая ворчать, конюх вышел. Вскоре он вернулся, неся коловорот, сапожное шило, дратву и нож.
— Вот, держи! Сейчас Кузнецову встретил. Тебя на ужин кличет. Просила передать.
— Не пойду, неудобно, сколько можно! Все подкармливают да подкармливают. Пора и честь знать.
— Ну и зря, — сказал конюх. — Дают — бери, а бьют — беги. Чего стесняться? Не обеднеют.
— Нет.
— Ты вообще чокнутый. Сколько времени тебе толкую: напишем письмо Калинину, чтобы по комнате дали. Мы фронтовики, кровь проливали, инвалиды войны, нам не откажут.
Конюх сел за письмо. Закончив его, подошел к койке с пером в руках.
— Ну, подпиши. Очень прошу тебя. Для дела. Вернее будет. Ну, ради меня!
— Ну, разве только ради тебя.
— Вот спасибочки! Отхватим по комнатухе, точно!.. Что это ты за ремень пристрочил?
— Устрою тут целую систему разных тяг. Протез будет сгибаться и разгибаться от движений мышц спины и груди.
— Да полно тебе!
— Одно движение — сгибание, другое — разгибание, рука, как живая, сможет двигаться взад-вперед. Будет работать, как часы. Я уж давно все обдумал, должно получиться…
— Может, скажешь, и пальцы смогут хватать? — недоверчиво спросил конюх.
— Пальцы, конечно, нет… Не скажу, к сожалению…
Через две недели из приемной Калинина пришло письмо. Конюх и Осинский получили ордера на комнаты по двадцать метров. Осинский вернулся с осмотра, крутя на пальце ключ.
— Когда думаешь перебираться? — спросил конюх.
— Вообще не думаю.
— Что, не понравилась?
— Нет, комната хорошая, светлая, народу в квартире немного, но ни сесть, ни лечь не на что.
— Приобретешь.
Осинский отмахнулся.
— А зачем мне комната? Все равно в цирке вся жизнь на колесах! Вот и сейчас: через несколько дней еду к Волжанским в Тбилиси. Оформление закончено.
В день отъезда Осинский пошел к коменданту.
— Я уезжаю, возьмите ключ, ордер.
— В первый раз такого чудака встречаю! Легкомысленный ты человек все-таки. Кто же в наше время комнатами бросается?
Поезд в Тбилиси прибыл в два часа ночи, пришлось дожидаться конца комендантского часа на вокзале.
«Как только выпустят в город, зайду к Абашкиным, — подумал Осинский. — В цирк все равно рано — никого там нет, адреса Волжанских я не знаю. А Пашка обрадуется. И Валерия тоже…»
В шесть утра, накинув на плечи шинель, он вышел на вокзальную площадь и отправился к физкультурному техникуму. Усатый привратник узнал его, встретил приветливо, долго расспрашивал про положение на фронте.
— Не живут теперь тут Абашкины, давно уж не живут. Новую комнату получили. Схожу сейчас, адрес тебе узнаю у соседей, а ты подежурь тут за меня, да никого смотри не пропускай. Я мигом!
Валерия очень обрадовалась его приходу.