Время от времени Стаффорд окидывал взглядом публику. Он занял свое место одним из первых, и теперь зал был, как обычно, переполнен. В антракте сэр Най поднялся с кресла и огляделся. Место рядом с ним оставалось незанятым. Тот, кто должен был занять его, не пришел. Был ли это ответ или же зрителя просто не пустили в зал, поскольку он опоздал, – такое все еще практиковалось на представлениях опер Вагнера.
Стаффорд вышел из зала, прогулялся по фойе, выпил чашку кофе, выкурил сигарету и вернулся, когда прозвучал звонок. Приближаясь к своему креслу, он увидел, что соседнее место занято. Его вновь охватило волнение. Он сел. Да, это была женщина из франкфуртского аэропорта. Она смотрела прямо перед собой и даже не взглянула на него. Ее ясный, четко очерченный профиль в точности соответствовал его воспоминаниям об их встрече. Она слегка повернула голову в его сторону и скользнула по нему взглядом, но в ее глазах не вспыхнул огонек узнавания. Это откровенное нежелание узнавать его было красноречивее всяких слов. Их знакомство не признавалось ею – по крайней мере, сейчас. Зал начал медленно погружаться в полумрак. Женщина повернулась к нему.
– Извините, могу ли я посмотреть вашу программку? Боюсь, я уронила свою, когда садилась.
– Да, конечно, – сказал Стаффорд.
Он протянул ей программку, она взяла ее, открыла и принялась изучать. Свет окончательно погас. Началось второе отделение. Открылось оно увертюрой к «Лоэнгрину». В конце ее женщина вернула ему программку.
– Большое вам спасибо. Это было очень любезно с вашей стороны.
Следующим номером были «Шорохи леса» из «Зигфрида». Сэр Най сверился с только что возвращенной ему программкой и вдруг заметил карандашную надпись в нижней части страницы. Он даже не стал пытаться прочитать ее, поскольку освещение в зале было недостаточно ярким, и сложил программку. Сам он в ней ничего не писал – следовательно, женщина вернула ему свою с заранее написанным посланием для него, которую, по всей вероятности, держала в сумочке. У него возникло ощущение, что его все еще окружает атмосфера секретности и опасности. Сначала встреча на Хангерфорд-бридж и конверт с билетом, засунутый ему в руку; теперь эта молчаливая женщина в соседнем кресле… Стаффорд мельком взглянул на нее, как смотрят на находящихся рядом незнакомцев. Она сидела в непринужденной позе, откинувшись на спинку кресла. На ней было платье из черного крепа с глубоким декольте, шею украшало золотое ожерелье. Темные волосы были коротко острижены в соответствии с формой головы. Она ни разу не взглянула на него. Интересно, подумал он, не следит ли кто-нибудь здесь, в «Фестивал-холле», за нею – а может быть, и за ним, – наблюдая, не общаются ли они. Во всяком случае, такую вероятность нельзя исключать. Ведь она откликнулась на его объявление в газете. Любопытство Стаффорда только усиливалось. Теперь он знал, что Дафна Теодофанос – или Мэри Энн, – по крайней мере, находится в Лондоне. У него появилась возможность узнать больше о том, что происходит. Однако инициатива целиком и полностью принадлежала ей; ему оставалось лишь следовать ее указаниям. Точно так же, как он подчинился ей в аэропорту, ему придется подчиняться ей и сейчас, и – следует признать – жизнь вдруг приобрела для него больший интерес. Это было куда увлекательнее скучных конференций. Неужели водитель того автомобиля действительно хотел переехать его? По всей видимости, хотел. Он предпринял уже две попытки. Правда, сегодня люди ездят настолько беспечно, что порой обычную небрежность в вождении можно легко принять за преднамеренную попытку наезда…
Тем временем музыка стихла. Сидящая рядом с ним женщина неожиданно нарушила молчание. Она говорила довольно громко, с легким придыханием между словами, не поворачивая в его сторону головы, словно обращалась к самой себе или к соседу по другую от себя сторону.
– Юный Зигфрид, – произнесла она со вздохом.