Под эту нескончаемую музыку — громкую, победную!
И чтоб на экранах, светящихся над толпой встречающих, крутили это вечное кино — момент ее триумфа! В десятый, в сотый, в тысячный раз!
Это не может надоесть, как и ее любимый голливудский фильм «В джазе только девушки». Она специально заказывает это «буржуйское» кино в культурную программу, когда вместе со сборной выезжает за рубеж. Все уже привыкли к этому и хохочут вместе с ней. А может, над тем, как хохочет она — заразительно, со слезой, с полной отдачей, так, как привыкла все делать, на все сто.
Цветы, цветы…
Не аэропорт, а клумба какая-то. Самолету приземлиться некуда!
Плакаты, плакаты…
У нас что, товарищи, 1 мая? Праздник весны и труда? Как хотите! Вам виднее!
Пусть всегда будет солнце!..
Я не возражаю. Я наоборот двумя руками «за». Вот только руки заняты. Не чемоданами, разумеется. Как вам только в голову такое могло прийти?! Ее носильщиком готов стать любой…
Толпа скандирует ее имя. Прямо какая-то Красная площадь, а не зал прилетов и отлетов. Не слишком ли много чести?! А то вдруг неправильно истолкуют?! Намекнут, кому следует. У нее сейчас, ой, сколько завистников! А тут еще такая шумиха…
И где-то там, в толпе, единственный человек, который ей по-настоящему дорог…
Никакой не мужчина! Не родился такой еще! Хотя… А, там видно будет!
Наташка это, ее маленькая сестренка. Вика с трудом отыскала девочку глазами — вот она, умудрилась затеряться даже в первых рядах. Худющая, рыжие пряди выбиваются из наспех заплетенных косичек, на зубах пластинки для исправления прикуса. Прижимает к груди огромный разваливающийся букет и подпрыгивает от нетерпения. Сейчас, сейчас, моя ненаглядная, осталось только перешагнуть через таможню…
— Душенька, все-таки я прошу тебя отказать этому нахальному лягушатнику…
Весь полет Баринов доставал ее. Не давал покоя в воздухе, не собирался, как видно, униматься и на земле.
— Ну, как отказать?! — продолжала подзуживать Вика своего надоевшего ухажера.
— В самой резкой форме. Или тактично. По телефону, телеграммой… Не важно!
— Как это у тебя все просто, — Вика наконец-то окинула ироничным взглядом своего спутника. — Отказать… и остаться в итоге у разбитого корыта? Такими кавалерами не бросаются…
— А с этим французишкой, — взорвался Баринов, — получишь презент в свое корыто… Париж, Картье, турне, контракты… Слыхали мы про это… И про любовь французскую слыхали…
— Можнобезпошл остей?! — резкоостановившись, оборвала его Вика. А про себя подумала: вообще-то в тираде Баринова все-таки есть рациональное зерно. И все вышесказанное не исключалось…
Кавалькада, следующая за ними по пятам, сбилась с шага, запуталась в поклаже, по инерции стала наезжать друг на друга, мгновенно превратившись в кучу-малу.
— Пардон! — попытался откреститься зарвавшийся «претендент» — Я вовсе не то имел в виду!
И тут же принялся разводить возникшую толчею.
— Знаю я, что ты имеешь в виду! — многозначительно бросила девушка.
— Да, я рыбка хоть и не золотая, но верная… На манер Иванушкиной щуки… — Баринов взял Вику за плечи, развернул к себе, заглянул в глаза, пытаясь найти в них хотя бы намек на возможное понимание.
Зря надеялся. Ничего похожего в них не было. Лишь только высокомерное снисхождение женщины, которая чувствует власть над отвергнутым любовником. Не слишком дипломатичная от рождения, Вика не заметила, как съехала на откровенную грубость.
Пытаясь окончательно смягчить ситуацию, она восстановила на лице деланную улыбку, которая к Баринову не имела ровным счетом никакого отношения, и даже погладила его по руке.
Тяжело груженная свита, моментально разбившая за их спинами бивуак, с нескрываемым интересом поглядывала, как они тешатся. И Баринов, чтобы не разжигать и без того буйную фантазию коллег, не отдернул, а по возможности мягко освободил руку.
— О, кей!
И уже абсолютно нейтральным голосом, как будто не его только что морально отхлестали наотмашь, спохватился, хлопнув себя по забывчивому лбу:
— Слушай, я, по-моему, декларацию куда-то подевал, вы идите, я догоню…
И растворился в толпе, осаждающей таможню.
А она мгновенно забыла о нем. Он это прекрасно видел со стороны. Как будто его и не было. И ничего не было…