И лишь когда дверь вновь захлопнулась от яростного толчка изнутри, Петерсен вспомнил, что забыл извиниться.
- К Вринсу!
- Вы ее подозреваете? - спросил инспектор.
Его замешательство, красные уши, бегающие глаза ясно доказывали, что он тоже растерян, что этот визит, в известном смысле, выбил и его из колеи.
Это было словно вылазка в другой мир, в область неизведанных волнений и чувств.
Кто-то из матросов надраивал медные ручки и накладки на дверях офицерских кают.
- Третий помощник у себя?
- Нет, я его не видел.
Петерсен толкнул дверь. Первым, что бросилось ему в глаза, была висевшая над койкой большая черно-белая фотография Делфзейлского учебного корабля, ют которого заполняла толпа воспитанников в парадной форме и светлых перчатках; самые юные лихо вскарабкались даже на реи.
На столе норвежский справочник "Огни и знаки", еще раскрытый на главе о буях и сигналах.
- Обыскивать? - вздохнул полицейский
Спутник его устало пожал плечами.
- Действуйте!
В чемодане лежали белье с большими красными метками, выданное еще в училище, и другая фотография, снятая на выпускном балу: бумажные гирлянды, хлопушки, конфетти, молодые крепкие голландки вперемешку с молодыми людьми в форменных тужурках.
Вринс в гофрированном бумажном колпаке держался в стороне, словно стесняясь своего смешного наряда; вспышка магния заставила его зажмуриться.
o"'>Йеннингс вытащил из саквояжа три словаря, достал батистовый носовой платочек, от которого пахло духами Кати, и увидел под тетрадью толстую пачку кредиток.
Петерсен заметил ее одновременно с инспектором. Оба переглянулись.
- Пересчитайте! - выдавил капитан внезапно охрипшим голосом.
Целые две минуты слышалось только шуршанье почти квадратных билетов по тысяче крон.
- Сорок.
- Точно?
- Пересчитывал дважды. Раздались шаги. В дверном проеме выросла фигура Вринса.
Вид у него был такой же обиженный, как на фотографии с выпускного бала. Он взглянул на капитана, потом на Йеннингса и, наконец, увидел деньги.
Преобразился он с ошеломляющей быстротой. Его
и так уже усталое лицо заострилось, плечи поникли, как у больного.
Он не сказал ни слова. Опустил руки и, не отводя глаз от сорока тысяч крон, словно окаменел.
8. Содержимое Катиной сумочки
Не дожидаясь вопросов, Вринс рухнул на край койки, загроможденной открытым чемоданом.
- Будьте добры объяснить, откуда у вас эти деньги, - потребовал капитан голосом, в котором, незаметно для самого Петерсена, звучало нечто похожее на нежность.
Молодой человек беспомощно пожал плечами. Его невидящий взгляд не отрывался от линолеума.
- Я не крал.
- Выходит, кто-то попросил вас спрятать деньги у себя?
- Я знать не знал, что они там. Сегодня в семь утра их еще не было.
Вринс говорил монотонно, даже не пытаясь убедить собеседников. Вытянуть из него удалось одно:
- Я не крал. Ничего не знаю.
Не успели капитан с Йеннингсом выйти, как за дверью раздались душераздирающие рыдания, настоящий вопль отчаяния. Взволнованный инспектор растерянно взглянул на Петерсена.
- Вы считаете, он...
- Ничего я не считаю! - неожиданно запальчиво оборвал его спутник.
- Не хватает десяти тысяч крон.
- И, кроме того, двух тысяч марок Шутрингера. Капитан ускорил шаг. В коридоре еще звучал гонг, и Белл Эвйен усаживался на свое место в столовой. Шутрингер, как раз входивший в нее, первым заметил пачку в руках Петерсена.
- Мои деньги! - вскрикнул он, делая несколько быстрых шагов вперед.
- Их у меня нет. Пока что мы разыскали только сорок тысяч крон, принадлежащих господину Эвйену.
- Сорок? - переспросил тот, считая кредитки.
- Надеюсь, инспектор Йеннингс скоро вернет владельцам и остальное.
- Кому могло прийти в голову...
- Прошу больше ни о чем меня не спрашивать.
- Извините, - с упрямым видом вмешался Шутрингер. - Меня несомненно обокрал тот, кто обокрал и этого господина. Следовательно, я вправе знать...
- Стюард, подавайте! Фрекен Шторм не выходила?
- Не видел.
- Не звонила?
- Нет, капитан.
- Не спрячете ли эти деньги в свой сейф до конца рейса? - попросил Белл Эвйен, которого сильно затрудняла толстая пачка.
Немец в очках заворчал:
- Мне следовало сделать то же сразу по прибытии на пароход... Веселенькая история получится в Киркенесе, если...
Дальше Петерсен слушать не стал. Он вернулся к себе в каюту, открыл несгораемый ящик, и тут два раза прогудел гудок. Капитан схватил кожанку, на ходу бросив стюарду:
- Завтрак мне подадите позже.
Это был Свольвер, куда в феврале на ловлю трески стягиваются со всей Норвегии тысячи три-четыре рыбачьих баркасов, построенных из ели.
Лес мачт. Острый запах смолы. Городок, насчитывающий обычно не больше двух тысяч жителей, забит санями, кишит людьми в мехах и зюйдвестках. Повсюду осыпающиеся кучи уже засоленной трески, которую перекидывают лопатами.
В центре порта - черный сейнер, окруженный тучей неугомонных баркасов. Прямо с них на него перегружают рыбу, которая в тот же вечер, без выгрузки на сушу, пойдет в Олесунн.
Петерсен пожимал руки, выслушивая новости и цифры, а инспектор, стараясь держаться как можно незаметней, дежурил у трапа.
Накануне погибло три баркаса - унесло в Мальштрём <Водоворот в районе Лофотенских островов>. Зато меньше чем за месяц выловлено сорок пять миллионов штук трески.
Капитан слушал вполуха. Взгляд его скользил по знакомому пейзажу и знакомым лицам: деревянные домики, выкрашенные в блеклые по преимуществу тона; крутые заснеженные улицы; мальчишки, ловко проскальзывающие на лыжах между санями, ящиками, бочонками.
У того же причала, где пришвартовалась "Полярная лилия", стояло несколько пароходиков тонн по пятьдесят - сто водоимещением; на каждом была аспидная доска с названием поселка Лофотенов, который обслуживался судном. Со всех пароходиков Петерсена окликали, и он силился сохранить на губах улыбку.
Он видел Эвйена и немца, сидевших друг против друга в ресторане. На краю свайного причала стоял лапландец в пестром наряде и четырехугольной шапке и, казалось, восторженно созерцал царившее вокруг оживление, а вдали, за проливом, угадывались белые горы, с которых он сюда спустился.
Все было ярко, весело, всюду кипела жизнь, но без суетливости, с той нордической степенностью, которая неизменно восхищала Петерсена.
Стараясь вжиться в эту успокоительную атмосферу, он представлял себе, как еще потная после теплой постели, полуодетая Катя стоит в своей пропахшей духами каюте. И тут у него внезапно мелькнула одна мысль.
Вдоль "Полярной лилии" шел баркас, в котором два человека, по колено в треске, точными движениями отрубали рыбинам головы, вырывали печень, бросали в чан, рассекали тушки пополам, а хребты и внутренности выкидывали за борт.
Петерсен взглядом следил за ними, но воспринимал их вряд ли четче, чем зрители - театральный задник; зато он мысленно видел перед собой каждую линию Катиной фигуры.
"У нее в каюте не было денег!"
Он перебрал в уме все движения Йеннингса. Припомнил тонкое белье, в особенности черные шелковые рубашки, так поразившие его.
Но денег там не было! Бумажника - тоже!
Он восстановил в памяти детали первого обыска в туманном Ставангере. Нет ни намека на кредитки!
Инспектор стоял, привалясь спиной к трапу, по которому гуськом двигались грузчики.
Затем Петерсен увидел Крулля. Тот все еще не побрился, лицо его заросло рыжей щетиной. Капитану показалось, что угольщик наблюдает за ним, и он отвернулся.
- Первый колокол! - приказал он второму помощнику за десять минут до отхода.
- Скажите, капитан, правда ли то, что рассказывают? Вринс?..
- Ничего не знаю.
- А на вахту он выйдет?
- Не выйдет - ты заменишь. Временами по небу как бы пролетало облако золотой пыли, освещало паруса, сверкающую корму, черепичную колоколенку и туг же сменялось серыми, отяжелевшими от снега тучами.