Вот и все, майор… Этого господина я больше не видел. Его не тронули… Он побоялся сам пойти к этому Жаковичу, чтобы шантажировать его, и послал меня… Я и заработал шесть месяцев отсидки. Это был господин в вашем духе… Поэтому теперь я издалека чую вашу породу…
Он закончил завтрак. Зажег сигарету, встал, взял в шкафу бутылку перно.
— Может, все же выпьете рюмочку? Думаю, вы пришли не за тем, чтобы предлагать мне купюру в тысячу франков?
Он расхаживал по комнате, довольный собой. Изредка подмигивал Лотте.
— Не люблю людей, которые посылают других драться вместо себя, майор. Поэтому я на дух не переношу генералов и адмиралов… А ведь вы в своем роде тоже адмирал… Скажем, адмирал в отставке… У нас такие имеются, как только уйдут со службы, начинают заниматься бизнесом… Их ставят президентами административных советов, потому что их звание хорошо смотрится на деловых бумагах и проспектах… Вы, правда, не хотите выпить?
Оуэн ответил напрямик:
— Я не люблю перно.
Он улыбался, потому что был совершенно хладнокровен.
— Лотта! Сбегай в «Моану» за бутылкой виски…
«Моана» находилась в сотне метров от домика, и было видно, как Лотта идет туда между деревьями.
— Когда вы решите выложить, зачем пришли… — произнес Мужен, — заметьте, я не спешу… Не я разыскал вас…
— Но это вы начали действовать против меня…
— Вы так считаете?
— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю… Я предпочел сам придти к вам, чтобы узнать — почему вы мне вредите.
— По-моему, я уже все объяснил…
— Вы считаете, этого достаточно?
— Послушайте, майор… Подлецы бывают разные… Некоторые становятся подлецами, потому что так сложилась их жизнь… Они играют в открытую, идут к цели напрямик, не боясь риска… Другие похожи на вас, майор, только не такие респектабельные… Эти подлецы строят из себя светских людей, довольствуются мелкими пакостями и при случае не постесняются заложить приятеля… Вам уже случалось убить человека, майор?
— Нет, не случалось…
— И думаю, не случится, потому что за это нужно отвечать… А вот я хлопнул одного за несколько часов до того, как встретил вас… Да, да, как раз перед тем, как я имел честь познакомиться с вами на пристани в Панаме. Поэтому-то я больше, чем вы, торопился подняться на борт «Арамиса»… Нет, не из-за полиции… Эта история к ней отношения не имеет… В Панаме, как и в других местах, бывают такие дела, куда полиции лучше не соваться… Она считает, что мы уже достаточно взрослые, чтобы самим сводить счеты… Открой бутылку, Лотта… Дай майору стакан… И мне тоже.
Он взял стул, уселся задом наперед, повернувшись к гостю, и стал выпускать дым прямо ему в лицо.
— Скажем так, был там один тип, который стал меня раздражать, и я его тоже раздражал… Выигрывает тот, кто быстрее действует, а я в подобных случаях пока еще выходил победителем… И все-таки нужно было дать его дружкам время на размышление… На несколько недель, а может быть, даже месяцев панамский климат стал мне противопоказан. Что с тобой, Лотта?
Она смотрела на него со смесью ужаса и удивления.
— Не делай такое лицо! Это давно должно было случиться. Речь идет о большом Жюле… Ну конечно, ты его знаешь… Некоторые называли его Рябой… Что касается майора, то он будет везде повторять мои слова, что все это не имеет большого значения… Вот разница между нами, майор… Вы уже здесь почти полчаса, а так до сих пор и не выложили, зачем пришли… Сознайтесь, что вам чертовски не по себе…
И Оуэн спокойно ответил, доставая сигарету:
— Не понимаю, почему я мешаю вам своим присутствием?
— А вам кажется, что вы мне мешаете?
— Если бы не мешал, вы не стали бы распускать обо мне сплетни…
— Так уж и сплетни?
Оуэн пожал плечами.
— Понимаете, мсье Мужен, мой принцип — лучше не драться, если можно все уладить по-мирному…
— Что уладить?.. Как уладить?.. Купюру в тысячу франков и шесть месяцев отсидки маленькому Фреду, а сто тысяч франков и глубокое почтение порядочных людей господину с террасы кафе «Фуке»?
Он смотрел на англичанина с враждебной иронией, и его верхняя губа слегка приподнималась, как у собаки, готовой кусаться.
— И все же я готов выслушать ваше предложение… Слушай тоже, Лотта! Думаю, это будет интересно…
— Допустим, я попрошу вас оставить меня в покое на три недели, максимум — на месяц.
— А может, на две недели? Согласитесь, что вам хватит двух недель…
Последняя фраза была ключом к тайне. В самом деле через две недели должна была вернуться шхуна с Марешалем на борту. Его имя ни один из мужчин пока не произнес.