– Какой мне взять? – спросила она, поднеся их к глазку камеры на приборной доске.
На автомобильной консоли увидела, как Сэм внимательно разглядывает каждый пузырек.
– Белый, – ответил он, сунув в рот еще одну ложку теплой каши из кастрюли «Тапперуэр». Хайди терпеть не могла быть утренним Пассажиром в его автомобиле – тот разил либо овсянкой на молоке, либо хорошо прожаренным беконом.
– Какой из белых? – не отступила она. Увидела, что Сэм заколебался, словно инстинкт подсказывал ему, что это проверка.
– Тот, что слева.
– Хорошая память. Как раз этот я и выбрала для нашей свадьбы.
– Я ни за что не забуду.
Хайди знала, что муж врет, – потому что соврала сама. В тот день лак у нее был младенчески-розовый. Недавно она поймала себя на том, что испытывает Сэма все чаще и чаще, по поводу самых незначительных и безобидных вопросов – просто чтобы поглядеть, сколько он готов насочинять.
– Этот цвет всегда напоминает мне, как я сидела с Ким и Лизой в маникюрном салоне, – продолжала Хайди, высасывая из пальца прямо по ходу. – Мы довели владелицу до безумия, старясь решить, какой оттенок выбрать. Ким твердила, что надо взять цвет слоновой кости в тон платью, но мне хотелось чего-нибудь более искристого.
– Ты сделала верный выбор. Ты выглядела изумительно.
Хайди пыталась прочесть его улыбку, тихонько надеясь, что она искренняя. Она помнила, как Сэм ждал ее у церковного алтаря, повернув голову, когда органист заиграл вступительные такты вагнеровского свадебного хора, и как протер глаза, увидев ее. Даже сейчас, после всего случившегося, она отдала бы все на свете, только б возродить эти давние сказочные моменты их отношений, пусть даже на миг…
– Помнишь, где было наше первое свидание? – спросила Хайди.
– Конечно. В рыбном ресторане на главной улице Олдборо.
– Нет, это было на второй раз.
– Первый раз не в счет, тогда мы просто встретились.
– Это верно, ты был на адском мальчишнике.
– Шафер Боба забронировал для нас всех два жилых прицепа, стоящих на приколе в парке, битком набитом пенсионерами, а единственный клуб в городишке закрывался в одиннадцать. Потом я увидел тебя и твоих подруг, возвращающихся в кемпинг, и не успел и оглянуться, как мы уже всю ночь потягивали из горла итальянское игристое, глядя, как солнце поднимается над пляжем.
Хайди ощутила, как лицо обдает жаром, точь-в-точь как тогда, когда Сэм наклонился к ней, чтобы поцеловать в первый раз. Тогда, после краха брака ее родителей, она не верила в «жили долго и счастливо». И даже подумать не могла, что способна влюбиться настолько крепко и стремительно…
Теплое чувство развеялось так же быстро, как и появилось. Хайди легонько подула на ногти одной руки, прежде чем приступить к накрашиванию другой.
– Кто бы тогда подумал, что однажды мы будем праздновать десятую годовщину? – произнесла она.
– Я – потому что не встречал больше никого, настолько настроенного на ту же волну, что и я. Я ни за что не мог тебя отпустить. И пока не забыл: помимо ножовки, чтобы избавиться от кандалов, что мы должны купить друг другу на праздник?
– Что-нибудь оловянное.
– Значит, если б я преподнес тебе жестянку спагетти в томатном соусе в подарочной обертке, ты была бы довольна?
– Вот только попробуй – и увидишь, сколько потребуется времени проктологу для ее хирургического извлечения из твоей задницы.
– И что же было в том современном списке подарков на годовщину, что ты нагуглила?
– Бриллианты. Очевидно, они по-прежнему лучшие друзья девушек.
– А я-то думал, я твой лучший друг…
«Был, – мысленно отозвалась Хайди. – Когда-то ты был для меня всем».
Она увидела, как Сэм галстуком протер очки. Когда они впервые встретились, он очков не носил; впрочем, тогда его борода и волосы были без проседи, да и кожа у глаз не сбегалась морщинами, когда он смеялся. Хайди задумалась, следит ли он за ее возрастными изменениями, как она следит за старением Сэма. Быть может, именно так это все и началось. Виноваты гены. Ее тело уже не так привлекательно для него, как тогда, когда любовь захлестнула их впервые. Но разве не в том суть женитьбы? Не в церемонии, не в шикарных жестах и не в годовщинах, а в том, чтобы оставаться бок о бок во что бы то ни было; стареть рядышком и любить друг друга, несмотря на изъяны. «Пока смерть не разлучит нас», – сказала она себе.
Хайди гадала, что видят другие, глядя на нее. В своем воображении она оставалась двадцатилетней девушкой, у которой вся жизнь впереди. На самом же деле – сорокалетняя мамаша двоих детей, чья некогда густая белокурая шевелюра уже теряет свой лоск. Зубы пора бы уже отбелить, а линия подбородка теряет свою упругость. Увлекая ее книзу, тяготение заодно потащило за собой и ее веснушки. Сегодня они похожи не на милые коричневые пятнышки, а скорее на жирные кляксы. С годами загрубела не только ее наружность, но и личность. Из-за работы видеть в людях хорошее ей стало куда трудней. И она напрочь разучилась плакать – хоть от счастья, хоть от горя. Порой ей даже кажется, что ее изваяли из камня; проломи твердую скорлупу – и внутри наткнешься на такую же непрошибаемую твердость.