(1) проследить изменения в отношениях между элитами в рамках каждой державы-гегемона или несостоявшейся державы-гегемона,
(2) выявить конфликты, которые трансформируют эти отношения, и
(3) определить, каким образом институты, порождаемые этими конфликтами, стимулируют или сдерживают способность каждой политии удерживать глобальную гегемонию.
Надеюсь, что понятийный аппарат, выработанный в главе 1, позволит прояснить исторические описания и сравнения, представленные в оставшейся части книги.
На поставленные в этой работе вопросы и прежде пытались ответить многие авторы. Очевидно, что я бы не написал эту книгу (или это была бы книга совершенно иного рода), если бы полагал, что они выполнили свою работу корректно. В главе 2 приведён обзор основных теоретических направлений, рассматривающих упадок, представлены их достижения и недостатки.
В главах 3–5 рассмотрена внутренняя динамика двух европейских держав-гегемонов и тех, кто бросал им вызов. В главе 3 объясняется, почему Испания и Франция, несмотря на их военное превосходство на континенте, оказались не в состоянии трансформировать военное могущество в гегемонию. Ответ обнаруживается во внутренней динамике конфликта элит в двух этих политиях и в том, каким образом внутренние отношения между элитами влияли на колониальные приобретения и вели к тому, что Испания и Франция оказались не в состоянии сосредотачивать доходы от колоний в своих центральных казначействах или использовать военное могущество в Европе и за её пределами в качестве рычага для экономического роста или контроля над международными рынками.
Нидерланды добились гораздо большего успеха в использовании своих ресурсов для захвата колоний и создания первого образца гегемонистского контроля над европейской экономикой. В главе 4 объясняется, как это было осуществлено, а также то, каким образом структура элиты, сформированная в ходе быстрого перехода Нидерландов от колонии Габсбургов к независимости, была укреплена в дальнейшем, когда голландцы захватили собственные колонии и добились гегемонии. В свою очередь, прочность отношений между нидерландскими элитами повлекла за собой непредвиденное последствие: Нидерланды замкнулись в государственной политике и экономических практиках, которые препятствовали победам голландцев в новых войнах и сохранению их экономической гегемонии. Таким образом, в главе 4 даётся объяснение возвышения Нидерландов до положения гегемона и утраты ими этого статуса, основанное на самой конструкции и жёсткости элитных отношений внутри нидерландской метрополии и её империи.
В главах 3–4 поднимается и проблема реформ. Некоторые политические фигуры и интеллектуалы понимали, что именно требовалось Испании, Нидерландам и Франции для укрепления их глобального военного и экономического положения, чтобы отсрочить упадок. Я рассматриваю, почему идеи реформ так и не вышли за рамки политических дискуссий и не были реализованы.
В главе 5 рассматривается самый продолжительный до настоящего момента случай гегемонии капиталистической эпохи — Великобритания. Здесь я вновь предпринимаю пристальный анализ отношений между элитами и прослеживаю, как они менялись на протяжении столетий от реформации Генриха VIII в XVI веке до Английской революции и гражданской войны 1640–1651 годов, а также в период создания Британской империи в XVIII веке и её радикального расширения в XIX веке. Я выявляю те моменты, когда Британия предпринимала реформы, позволившие ей сохранять свою гегемонию при переходе к промышленному капитализму, и объясняю, почему структура элиты в самой Британии и в её империи обладала гибкостью, необходимой для реакции на геополитические и экономические вызовы.