Пассажиры первого класса на тонущем корабле. Политика элиты и упадок великих держав

Кроме того, я сравниваю инициативы в области социального благосостояния, за которые брались два эти государства, и рассматриваю геополитические меры, предпринятые ими в десятилетия упадка. Это сравнение готовит почву для заключительных страниц книги, на которых я представлю собственные прогнозы относительно того, в какой степени будет углубляться или сдерживаться неравенство, будут выхолащиваться или укрепляться программы социального благосостояния, а Соединённые Штаты будут полагаться на военные интервенции в попытке удержать свою гегемонию. Я порассуждаю и о будущих возможностях живой электоральной демократии в Америке и перспективах влияния социальных движений на электоральную и неэлекторальную политику.

Читатели могут браться за эту книгу разными способами. Те, кого интересует только рассмотрение и объяснение упадка Америки, могут прочесть введение, а затем сразу перейти к главе 6 и дочитать книгу до конца. Тем, кто хотел бы увидеть, в каких отношениях Америка сопоставима с предшествующими гегемонами, следует также прочесть главы 3–5. Наконец, тем, кто хотел бы изучить теоретические основания моего анализа и увидеть, насколько мои доводы сопоставимы с аргументацией многих других авторов, рассматривавших проблему упадка, желательно прочесть главы 1 и 2. Для этой части читателей лучше всего будет прочитать всю книгу по порядку.

Все политии, включая державы-гегемоны, в конечном итоге ограничены своими внутренними структурами, а также международными конкурентами. Если мы хотим понять, почему отдельные политии достигают гегемонии и утрачивают её (или так её и не добиваются), нам потребуется системное рассмотрение их внутренних конфликтов, а также государственных институтов и социальных структур, которые формируются в ходе продолжительного взаимодействия внутренних конфликтов и международного соперничества. Социология в качестве отдельной дисциплины появилась для объяснения тех фундаментальных и долгосрочных изменений, которые, как были уверены Маркс, Вебер и Дюркгейм, происходили при их жизни.

Ни одно государство (polity) и ни одна элита не могут реализовывать ту или иную политику, цель или амбицию произвольно. Результаты каждого начинания предопределяются структурами социальных отношений. Подобный структурный анализ является ключевым предметом и методологией социологии как дисциплины. Именно этот момент я как социолог стремлюсь привнести в изучение упадка, и этот момент отличает мою книгу от многих уже имеющихся теорий упадка — из этих же структурных оснований я исхожу, дискутируя с социологами и прочими специалистами, обращающихся к данному вопросу. Историю и будущие перспективы каждого гегемона требуется изучать при помощи рассмотрения тех социальных сил, которые упорядочивают надежды и желания каждого актора и каждой страны и выступают их проводниками.

Моим детям — Мэделейн и Деррику

Часть I Гегемония в прошлом

Глава 1 Гегемоны, империи и их элиты

Во всемирной истории существовало много империй и великих держав, но в лучшем случае лишь несколько гегемонов. Что представляет собой гегемон и чем он отличается от империи, или от отдельно взятой державы, или от группы господствующих либо великих держав? В чём гегемоны отличаются от империй с точки зрения способов управления контролируемыми ими территориями, воздействия на остальной мир и в том, как происходит их упадок?

Империя, согласно определению Джулиэна Гоу, является «социально-политической формацией, в которой центральная политическая власть… осуществляет неоднородные воздействия и полномочия над политическими (а в итоге и над социально-политическими) процессами среди подвластных обществ, народов или пространства».[30] В этой главе не будет представлен критический обзор множества определений того, что такое империя.[31] Все эти определения сходятся в одном: в отличие от политий неимперского типа, империи осуществляют власть над территориями и людьми за пределами своего ядра (core polity). При этом характерная для империй внутренняя динамика порождается взаимодействием между их владычеством над перифериями, с одной стороны, и предпринимаемыми перифериями усилиями, чтобы ослабить владычество ядра над ними или покончить с ним, с другой.[32]

30

Julian Go, Patterns of Empire: The British and American Empires, 1688 to the Present (New York: Cambridge University Press, 2011), 7.

31

Обзор литературы об империях см. в: George Steinmetz, «The Sociology of Empires, Colonies, and Postcolonialism», Annual Review of Sociology, 40 (2014).

32

Джейн Бербэнк и Фредерик Купер (Jane Burbank and Frederick Cooper (Empires in World History: Power and the Politics of Difference [Princeton: Princeton University Press, 2010]) также рассматривают империи как «политии, в которых сохраняются различие и иерархия по мере включения в них новых народов». Исходя из этого, они противопоставляют империи нациям-государствам: «Имперское государство декларирует неравнозначность множественных групп населения… нация-государство стремится гомогенизировать эти группы в пределах своих границ и исключать тех, кто не принадлежит к ней, тогда как империя выходит за свои пределы, дотягиваясь (обычно принудительно) до народов, инаковость которых под ее правлением приобретает явный характер» (р. 8). Валери А. Кивельсон и Рональд Григор Сюни (Valerie A. Kivelson and Ronald Grigor Suny, Russia’s Empires [New York: Oxford University Press, 2017]) проводят аналогичное противопоставление империй и наций-государств: «Чем больше государство институционализирует различие и сохраняет в своём народе иерархию между правящей группой или институтом и остальными людьми, тем больше оно приближается к идеальному типу империи. Чем больше государство пытается гомогенизировать своё население, сокращать различие и иерархию, обеспечивать совместимость правителей с народом, тем больше оно приближается к идеальному типу нации-государства» (р. 77).