У Маркса и Ленина, а также у многих исследователей, которые шли по их стопам, мало говорилось об упадке гегемонов, поскольку они рассматривали формальные и неформальные колонии в качестве чистейшей выгоды для стран, обладавших такими территориями. Колониальный грабёж, наряду с присвоением крестьянских земель, является, по Марксу, главным источником «первоначального накопления» капитала.[106] С точки зрения Ленина, продолжающееся перемещение богатств из колоний одновременно и подпитывает дальнейшее капиталистическое развитие имперских держав, и успокаивает классовый конфликт в богатых странах, субсидируя уровень жизни трудящихся. Ленин утверждает, что имперские державы первыми обрели сравнительное преимущество, захватив «незанятые земли», однако к концу XIX века «мир впервые оказался уже поделённым», после чего державы могут приобретать формальный и неформальный контроль над дополнительными территориями, только отнимая их друг у друга военным путём или иными способами — какими именно, Ленин не уточняет. Успех каждой державы в этом соревновании представляет собой «учёт силы участников дележа, силы общеэкономической, финансовой, военной и т. д.»[107]
Ленин не оценивает относительный вклад экономической, финансовой или военной силы в исход конфликтов великих держав. (На подобных подсчётах, которые будут рассмотрены в следующем разделе, специализируется Пол Кеннеди, уверенный, что в долгосрочной перспективе империи не являются прибыльным начинанием.) Постоянное обращение Ленина к финансовому капиталу подразумевает, что одна или несколько стран, которые доминируют в финансовой сфере, одновременно приобретают и контроль над территориями, однако он придаёт важность и военному конфликту. Хотя Ленин фиксирует нараставшее в XIX веке преимущество Британии над другими державами, он нигде не допускает, что в этом столетии или в предшествующих отдельно взятая держава выступала гегемоном, а также то, что какая-то одна держава будет господствовать в будущем (возможно, потому, что Ленин полагал, что капитализм не продержится долго). В результате Ленин оставляет без решения вопрос о том, почему некоторые великие державы оказались не в состоянии адаптироваться к переходу от промышленного капитализма к финансовому, и к новой геополитике в мире, где почти все неевропейские территории принадлежали капиталистическим силам или находились под их господством, в то время как другие страны, например, Германия, Япония и Соединённые Штаты, выиграли от этого перехода.
Именно здесь свой вклад вносит мир-системная теория. Иммануил Валлерстайн и Джованни Арриги оказались способны объяснить не только отношения между политиями ядра и периферии мир-системы, но и то, почему существует иерархия внутри ядра. Валлерстайн и Арриги также обнаруживают в мир-системе некую динамику, которая, по их мнению, объясняет циклический упадок каждой державы-гегемона в ядре и приход ей на смену преемника.[108]
Каждый гегемон в мир-системе — Арриги устанавливает следующую их преемственность: город-государство Генуя, Нидерландская республика, Британия и Соединённые Штаты — действовал на большей внутренней территории и осуществлял более масштабный контроль на глобальном уровне, чем его предшественник. Географическая экспансия, как поясняет Арриги, цитируя Дэвида Харви, представляет собой «пространственное решение» (spatial fix)[109] для кризисов, провоцируемое тем, что «капитал время от времени накапливается в размерах больших, чем может быть реинвестировано в производство и обмен товаров… Этот избыток капитала выражается в запасах нераспроданных товаров, которые приносят только убыток, в бесполезных производственных мощностях и в такой ликвидности, которая не может быть реинвестирована с прибылью».[110] Географическая экспансия базовой политии гегемона (отметим, что каждый гегемон обладает существенно большей исходной территорией, чем его предшественник), а также расширение империалистического контроля над торговыми маршрутами, колониями и зависимыми странами открывает новые пространства для прибыльного инвестирования. Однако расширяющийся масштаб капиталистического инвестирования и производства подстёгивает «неравномерное развитие», поскольку отсталые территории используют преимущество в виде более низких трудовых издержек и новейших возможностей для того, чтобы ослабить и опередить гегемона.
106
Karl Marx,
107
V.I. Lenin,
108
Валлерстайн в «Мир-системе Модерна» первым разработал теоретическую рамку мир-системной теории и предложил её последовательное применение к истории глобального капитализма от его истоков в XVI веке до британской гегемонии накануне Первой мировой войны. Однако исследователем, который отдельно рассматривал проблему гегемонии и предлагал наиболее проницательное объяснение упадка каждого гегемона и прихода ему на смену преемника, был Джованни Арриги в работах «Долгий двадцатый век» и «Адам Смит в Пекине» (Giovanni Arrighi,
109
«Пространственное решение» (spatial fix) — В имеющемся российском переводе книги «Адам Смит в Пекине» этот термин, который Арриги заимствует из книги Дэвида Харви 1982 года «Пределы капитала», не вполне точно переведён как «пространственное закрепление». Сам Арриги уточняет, что многозначное английское слово