- Я переживаю эмоции. И мне приятно осознавать, что ты доволен, - отозвалась Надежда, - Иногда люди говорят, что у них душа болит... Я понимаю как это...
Наверное, стоило ей тогда что-нибудь ответить, но хлесткий ветер едва не сбил меня с ног. Я увидел город, окунувшийся в сумерки. Было очень тихо и казалось, небо упало на Кары, собирался дождь. Провозившись несколько минут с засовом на воротах, я вышел из внутреннего круга цитадели на широкую улицу. Двух, трехэтажные дома вокруг выглядели не столь элегантно как в Збычеве. Скорее всего, они строились во времена войн. В этих каменных крепостицах наверняка можно было долго обороняться от врагов.
Я искал харчевню, точнее какую-нибудь вывеску. Вокруг стояли запертые дома с темными глазницами окон, пришлось спуститься ниже по улице, где кое-где в окнах светили масляные фонари.
Первые капли дождя упали на мостовую. Стало совсем темно. Мне пришлось «включить» ночное зрение. Я замерз, и уже подумывал вернуться, когда заметил вертикальную полоску света, потом почувствовал кисловатый запах пива и подгоревшей еды. Обоняние не обмануло: над перекошенной дверью висела вывеска «Харчевня Ага». На ней еще было что-то нарисовано, но я рассматривать не стал.
Вошел и прикрыл глаза. Щурясь от света масляных ламп, расставленных на столах и висящих на стенах, невольно поднял руку. Светили фонарики как-то очень ярко! Я попытался закрыть за собой дверь, отмечая, что свободного места за столами будто и нет. Народ в харчевне собрался еще тот - сброд. Мне казалось, что оборванцы, сидящие на лавках уж слишком откровенно разглядывают мою скромную персону. Стараясь не обращать ни на кого внимание, я подошел к стойке, за которой суетился коротышка с роскошной рыжей шевелюрой. Он кивнул мне, и забасил:
- Добро пожаловать к Ага, путник, - харчевник вроде бы и улыбался, но только в его глазах я видел сталь, поэтому не удивился, когда недомерок спросил, - Жрать будешь?
- Отвари курицу и подай. Ее я сожру с удовольствием! Бульон налей в кувшин, с собой заберу, - я постарался звучать убедительно, добавив голосом немного властных ноток. Выудил из-за пояса древнюю монетку и положил перед ним на стойку.
Золото тут же исчезло: пройдоха ловко смахнул монетку со стойки.
- Пойдем дорогой гость наверх. Там ты сможешь отдохнуть, - сказал он мне и дал кому-то знак, цокая языком, мол, я теперь стал очень уважаемым гостем!
Обернувшись, я увидел толстушку с такой же, как и у Ага копной рыжих волос.
- Пойдемте со мной, господин, - прощебетала она и засеменила к лестнице. Я, особо не раздумывая, направился за ней. Уж очень неприветливо на меня поглядывали люди вокруг. Хотелось поскорее куда-нибудь сбежать и спрятаться.
Сестра хозяина, почему-то подумалось именно так, открыла одну из комнат и особо не церемонясь, втолкнула меня туда. Ночным зрением я разглядел топчан у окна и приставленный к нему стол. Рыженькая зачем-то стала на колени в углу. Оказалось, она собралась разжечь огонь. Чиркнула пару раз кресалом и язычки пламени заплясали в небольшом камине.
Я глубоко вдохнул, потом медленно выдохнул, легко сбросив напряжение, сковывающее меня, присел на топчан с мыслями немного вздремнуть. Не тут-то было! Рыжая бестия одним движением избавилась от платья, влезла на стол и стала демонстрировать мне свои «прелести».
«И бакенбарды по ногам спускаются вниз... и это все - называется стриптиз!» - вспомнились слова из песни популярной когда-то группы. Только тогда я в полной мере осознал, о чем пели ребята из «Мальчишника». Эта бист совершала непристойные движения тазом, ее огромная грудь билась о живот, а я словно завороженный смотрел и удивлялся.
Дать ей, что ли монетку, чтобы ушла? А ведь это правильная мысль! Достав золотой, я бросил его на стол. Девушка оказалась понятливой. Схватила денюшку и, прихватив свою одежду, выскользнула, прикрыв за собой дверь. Оставшись в одиночестве, я сразу же задремал.
Казалось, проспал всего несколько минут, но серая мгла за окном, остывшая курица на столе и холодный бульон в кувшине позволили допустить, что отключился я на несколько часов.
Тук-тук, постучали в дверь. Вошла рыжая, и я притворился спящим. Она подкинула в камин полено и тихо вышла.
Похрустывая суставами, я потянулся, потом оторвал куриную ножку. Перекусив, стал искать, обо чтобы вытереть руки. Снова услышав шаги, решил дождаться хозяйку и попросить ее принести воду. А она сама притащила таз с водой и холщевое полотенце.
- Как спалось, господин? - поставив тазик на стол, спросила и, не дождавшись ответа, она снова попыталась обнажиться.
- Спасибо, не надо! Оставь меня, я хочу подумать! – хоть прокричал я не очень убедительно, но хмыкнув, толстушка ушла. Правда, не быстро. Пару раз оглядывалась, проверяя, не передумаю ли я?
Прикончив курицу, вымыл руки и, подхватив кувшин с бульоном, решил уйти из трактира. На первом этаже народ не спал. Они пили и ели. В общем, все было, так же, как и вчера. Люди снова уставились на меня, и спрашивать у Ага о сдаче мне перехотелось. Выскользнув за дверь, я потопал к цитадели.
Если за паршивую курицу и ночлег все время платить золотом, то я существенно переоцениваю размеры добытого состояния! Паршивое чувство, что я - лох, (да, что там лох – лошара) окончательно испортило настроение. А тут еще топот десятка ног за спиной и я совсем не удивился, увидев мрачных типчиков из столовки Ага. Догнав меня, они достали дубинки и ножи.
С сожалением взглянув на кувшин, надеясь на лучшее, я поставил его у каменной кладки фундамента. Взявшись за рукоятки мечей, вознамерился решить дело миром.
- Шли бы вы, убивать не хочу! – спокойно сказал им.
Один из них с жиденькой бородкой и большими рыбьими глазами попытался ударить в мой живот ножом. Я не хотел, правда, не хотел, но клинки нинча вылетели из ножен сами по себе и спустя мгновение обрушились на руку нападавшего горожанина. Похоже, он не сразу понял, что за обрубки упали к его ногам. Зато другие бандиты оказались сообразительными ребятами. Я увидел их спины, а потом черный туман, поглотивший фигуры оборванцев. Бродяги остановились и замерли, вытянув руки «по швам», словно солдатики в строю. Туман ускорился, заклубился, свернувшись в воронку, двинулся ко мне, и из него вышла Стефани. Я тоже испугался, хоть и мог, в отличие от аборигенов, двигаться. Вдруг осипшим голосом, спросил:
- Стефани?!
Ее улыбка стала еще шире.
- Мой мальчик, зачем ты бросил меня?
- Я не бросал... - глупое оправдание запоздало. Стефани ринулась ко мне. И не будь я учеником амазонок, наверное, не смог бы написать эти строки. Я успел отскочить в сторону, и Надежда вовремя всполошилась: нити паутины ударили в командный модуль готов. Она отразила их каким-то странным плетением, и я почувствовал удивление Надежды, а потом услышал:
- Это не Стефани!
Если Стефани - не Стефани, значит румяная дева в изящном платье чуть ниже колен, в элегантных туфельках из блестящей парчи - баронесса Анастари! Но я оставил ее на Фальке едва живой! Черт с ней! Я по-настоящему разозлился и пошел в атаку, вращая мечами. Надежда поддержала мой порыв, формируя защитный кокон из паутины.
После, я неоднократно вспоминал этот эпизод и посмеивался над тем, что, называя баронессу по имени, и я и Надежда думали о командном модуле готов. Готский искин - Стефани, та, что не человек, только предполагая мизерный шанс проиграть, позаботилась о возмездии.
Впрочем, как оказалось, и эта Стефани человеком не была. Вампир пропустил укол и зашипел, то ли от боли, то ли негодуя. Мы сражались на равных не долго. Мой маленький успех в начале боя стал единственным достижением в схватке. Замерев перед очередным столкновением, я не спешил начинать. Стефани свернула замысловатые плетения над своей головой и, улыбаясь, заворковала:
- Мой мальчик, ты лучший из людишек. К тому же знаешь язык хитроумных устройств той, что пленила меня, отобрав силу. Давай начнем все с чистого листа?