Поэтому, говорилось в радиограмме, надежда найти «Марию» или кого-либо из членов ее команды еще не потеряна.
Но что же случилось с «Марией», если она не взорвалась, как мы предполагали, найдя обломки? И кому понадобилось выводить на них букву М? Зачем?
Радиограмма была лишь предвестьем новых неожиданностей. Мы не успели обсудить волновавшие нас вопросы, как пришла еще одна тревожная и загадочная весть:
«Тридцатое сентября. В 13.26 получена радиограмма о том, что внезапно прервалась связь с большим пассажирским авиалайнером «Боинг-727», направлявшимся из Бостона в Каракас. На борту 123 человека. Все суда и самолеты, находящиеся поблизости, просят срочно принять участие в его поиске».
Неизменный рефрен!
Начали срочно готовиться к вылету. Ведь даже если лайнеру удалось благополучно сесть на воду и хоть часть пассажиров успела выбраться, долго на спасательных плотиках они не продержатся.
«Вылетели в 14.42».
Связь с самолетом прервалась, когда он находился примерно в ста километрах севернее островов Кайкос. Туда мы и направились на полной скорости, какую могли развить двигатели.
Мы почти не разговаривали, стараясь не пропустить ничего. Все приникли к биноклям и, конечно, думали об одном: что же могло случиться с огромным воздушным лайнером, оснащенным всякой электроникой и новейшим навигационным оборудованием? Это не маленький «Остер» с пилотом-любителем. Почему он вдруг замолк на полуслове и больше не ответил на вызовы? Что с ним произошло в «Пасти дьявола»?
— Вижу землю! — негромко произнес командир дирижабля.
Впереди на горизонте появился в голубоватой дымке один остров, другой, третий. Мы развернулись и, сбавив скорость, полетели над отмелями.
— А вот, похоже, тот островок, где мы видели «Карменситу», — сказал Волошин. — Где же красотка?
«Кармен», заметно похорошевшую после ремонта, сиявшую свежей краской, мы обнаружили у другого, тоже маленького и явно необитаемого островка.
— Борис Николаевич, сделайте, пожалуйста, над ним кружочек, — попросил Сергей Сергеевич. — Только не опускайтесь слишком низко. Вы же знаете, какой это нервный народ — искатели сокровищ. Как бы не пульнули из автомата. Так, я пока сниму красотку своим преобразователем… А вы, Костя, чтобы отвлечь их внимание, запросите, пожалуйста, не пролетал ли тут вчера такой же точно дирижабль, как наш. И непременно запишите ответ на магнитофон.
Мы все посмотрели на Волошина с недоумением. Командир, пожав плечами, кивнул и взялся за штурвал. Костя занялся своей аппаратурой. Сергей Сергеевич, сделав несколько снимков каким-то сложным аппаратом, внимательно рассматривал яхту в бинокль. Я последовал его примеру, но ничего интересного не увидел.
— Отвечают? — спросил у радиста Волошин.
Тот кивнул, не отрываясь от аппаратуры.
— Отлично, — удовлетворенно произнес Сергей Сергеевич. — Ну что же, не будем больше испытывать их терпение, отправимся восвояси. Разумеется, никакого дирижабля они вчера не видели? — спросил он у радиста, перематывавшего пленку на магнитофоне.
— Нет, — покачал головой недоумевающий Костя.
— Этого и следовало ожидать, — засмеялся Сергей Сергеевич. — Но дайте-ка мне послушать голосок красотки. Одну минуточку. Только подключу к магнитофону вот этот приборчик.
Из динамика посыпались громкие звуки морзянки. Звучали они, по-моему, весьма сердито и неприветливо. Но Сергей Сергеевич, следя за извилистой линией, возникавшей на ленте, которая ползала за стеклянным окошком прибора, удовлетворенно кивал головой.
— Отлично! — сказал он, отключая прибор. — Как говорил ваш почетный земляк Остап Бендер: — «Суду все ясно». Можем продолжать полет.
— Но что вы проверяли, Сергей Сергеевич? — удивился я. — Зачем запрашивали их о дирижабле?
— Вы же знаете, обожаю всякие розыгрыши, — засмеялся он.
— А на «Марии», похоже, придется поставить крест, — сказал Костя, снимая наушники. — Нигде никаких следов ни ее, ни людей. Прекращают поиски.
— Увы, — меланхолично кивнул Волошин. — Я более чем уверен: «Марии» давно не существует.
— Почему? — хмуро спросил Гриша. — Даже если она погибла, поиски, по-моему, нельзя прекращать. Ведь погода, когда она исчезла, стояла хорошая. Люди с нее вполне могли спастись. Островов тут масса, и плавала она наверняка между ними, не в открытом океане…
— Стоп! — вдруг вскрикнул Волошин.
Локтев и сам уже, заметив что-то, начал поспешно поворачивать штурвал управления.
— Что там? Спасательный плотик? — спросил я.
Мне никто не ответил. Но, приникнув к широкому окну гондолы, я уже и сам увидел внизу четкие очертания самолета! Вода была так прозрачна, казалось, будто он стоит на песчаном берегу. Но самолет был на дне, под водой, и совершенно целый, вроде вовсе не поврежденный!
— «Остер»?!
— Да, похоже, тот самый.
Только тут до меня дошло, что покоившийся на дне самолет, конечно, вовсе не воздушный лайнер, какой мы искали. Неужели и в самом деле «Остер», пропавший три недели назад при таких загадочных обстоятельствах?!
Дирижабль неподвижно повис над затонувшим самолетом.
— Конечно, надо бы понырять, обследовать его, — пробормотал Волошин. — Но сейчас нет времени, надо искать американца. Сбросим буй, Борис Николаевич, чтобы место отметить. И сообщите о находке на «Богатырь», пусть известят местные власти.
Волошин стал составлять радиограмму. Дирижабль снизился, и мы с Олегом по команде Локтева сбросили в воду ярко-оранжевый буй на увесистом якоре.
— Выглядит вполне исправным, — покачал головой Волошин. — И чего он залетел так далеко к северу? Тут его и не искали…
Костя вдруг сорвал с головы наушники и крикнул:
— Нашелся лайнер! Его воздушные пираты угнали. Только что передали: совершил посадку в Белеме.
— Что ж, теперь мы можем осмотреть затонувший самолет. Время у нас есть, — сказал Волошин и посмотрел на Локтева. — Давайте, Борис Николаевич.
Мы повисли над буем на высоте десяти метров, сбросили на воду резиновый надувной плотик.
Забрав акваланги, мы с Волошиным и оба лаборанта спустились на плотик и начали готовиться к погружению.
Вода была чистейшей. Никак не верилось, что самолет лежит на тридцатиметровой глубине. Но я немало нырял и прекрасно знал, как обманчивы расстояния и размеры под водой.
Мы начали погружение. Костя и Олег для страховки остались на плотике, наблюдая за нами в «подводную трубу» — ящик со стеклянным дном, опущенным в воду.
Хотя глубина и была не слишком большой, спускались мы неторопливо, чтобы избежать обжима маски от сильного давления и дать глазам постепенно привыкнуть к меняющемуся освещению. Быстро тускнели, исчезали пестрые яркие краски. Вот свет уже стал голубовато-синим. Он вызывал ощущение холода и придавал всему вокруг неприятный унылый и сумрачный вид. В этом мрачном мире не хотелось задерживаться…
Снаружи самолет выглядел совершенно исправным, даже винт уцелел, только погнулся. Погнулись при ударе о воду и стойки шасси, но не сломались, лишь глубоко вошли в белый коралловый песок.
Я заглянул в кабину и невольно отшатнулся, увидев в ближайшем ко мне левом кресле… скелет летчика!
Я знал, сколько кишит в теплой воде возле рифов всякой хищной, прожорливой живности — крабов, рыбешек. Но все же не представлял себе, как они способны «поработать» за сравнительно небольшое время, прошедшее после гибели самолета…