— Люба, ты что, ребенок маленький? Не понимаешь, что нельзя целоваться с одним и тут же бежать на свидание с другим. Это вообще как называется? Ты же должна понимать, что так не поступают приличные девушки!
Взгляд Любы вдруг приобрел странное выражение обиды и вместе с тем строгости.
— Что ты имеешь в виду? Намекаешь, что я — не приличная?
— Неприличная — это очень мягкий термин для тех, кто встречается с двумя парнями одновременно!
— Не знаю, о ком ты говоришь тогда, так как я ни с кем не встречаюсь! Ни с одним, ни тем более с двумя, — чеканит девушка, смело глядя на меня пылающими злостью двумя огоньками. — Это, Марио, называется дружба. Представь себе, есть такое слово. И Вася мой друг. А вот кто ты мне, я пока не знаю.
— Вот, значит, как! — последние слова чрезвычайно задели меня. — То есть я тебе даже не друг! Прекрасно! Как целоваться со мной, отвечать мне на поцелуй — ты не сопротивлялась и не стеснялась! А теперь, оказывается, не знаешь, кто я тебе. С Васьком ты тоже целуешься по-дружески?
— Нет. Но это тебя не касается. Да, мы поцеловались с тобой, но это не значит, что ты являешься для меня кем-то, перед кем я должна отчитываться, и кого я должна стесняться. И тем более, — у кого мне спрашивать разрешение, чтобы пойти вместе с моим другом домой.
— Хорошо. Я все понял. Не буду тебе мешать, — каждое слово давалось с трудом. Хотелось стукнуть кулаком в стену, чтобы почувствовать физическую боль, переключиться на неё и не чувствовать жжение в груди.
Я решительно зашагал в зал, зацепив по дороге официанта и, ударившись о колонну, едва не перевернул цветочный горшок, который какой-то идиот придумал поставить в том месте. На Любу не обернулся ни разу, казалось смотреть на неё было бы для меня невыносимым.
Вернулся за столик к своим друзьям.
Во мне бушевали столько чувств, внутри всё горело огнём. Выпитый залпом стакан холодной газировки, показался каплей, упавший на раскаленный камень. Я налил еще и также опрокинул в себя, но снова не помогло. Видимо, чтобы охладить себя изнутри, воды недостаточно…
Оживленное кафе, которое меня и привлекало тем, что здесь всегда много народу, вдруг стало ужасно раздражать. Атмосфера начала «душить» меня. Жизненно необходимым стало желание выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха.
Не отвечая на назойливые вопросы, я направился к выходу, прыгнул в свою машину и уехал домой. Мне было плевать, что сегодня мне нужно было быть в институте, чтобы попасть на консультацию. Сегодня у меня нет моральных сил, чтобы заниматься чем-то еще. Мне нужно просто остыть, иначе я взорвусь и тогда уже точно закопаю этим не только свою репутацию, но и свой столь долгожданный диплом.
13
Марио
Паршивое утро. Паршивая ночь и такое же паршивое раннее утро. Последний раз раньше семи я просыпался в пятом классе, когда мы с родителями улетали во Францию на мамино выступление. Не помню, что послужило причиной купить билет на такую рань, но хорошо помню, что из-за того раннего подъёма чуть не возненавидел Париж.
Сегодня я ненавижу всё! Эти часы на стене, которые остановились несколько месяцев назад, но с тех пор продолжают тикать, да еще и так громко, что абсолютно взрывают мозг. Этих птиц, которые оказывается устраивают по утрам концерты у меня за окном. Это противное солнце, которое даже сквозь закрытые жалюзи освещает мою комнату. И еще Филиппыча, который полночи меня преследовал.
Нет, кошмаром в привычном смысле мой сон назвать нельзя. Это скорее тот случай, когда ночное видение тянется настолько мучительно долго и бессодержательно, что становится тошно. Филиппыч был главным героем. Он читал какую-то лекцию, а я всеми силами пытался не уснуть. Да-да, боролся со сном во сне. Потом он отчитывал меня в коридоре. Потом мы сидели с ним в кафе за тем столиком, где накануне сидела его внучка с Васьком, и он продолжал что-то от меня требовать, язвить и издеваться.
Мне хотелось увидеть Любу. И хотелось проснуться. Эти два желания настолько переплелись, что я начал четко осознавать: увижу её и освобожусь от этого наваждения. Я начал искать её. Вертел головой в ожидании увидеть белый вязаный свитерок, который был на ней в первую нашу встречу (почему-то я был уверен, что она должна быть одета как тогда), но не видел его. Мне казалось, что Люба где-то рядом, я даже чувствовал её то ли дыхание, то ли сердцебиение, но никак не мог поймать взглядом. Люди мелькали перед глазами — знакомые и незнакомые лица сменяли друг друга, но ни одно лицо не задерживалось дольше короткого мига. У меня начала кружиться голова. Я изо всех сил пытался остановиться, но меня несло словно в центрифуге, и когда в горлу подступила тошнота, я резко проснулся.