Второй антипример — тётя Софа. Она в молодые годы «развлекалась на полную катушку», по её собственному выражению. В семнадцать лет она забеременела. Бабушка, узнав об этом, поставила ультиматум — или аборт или никакой помощи. Бабушка боялась, что дочь повторит её судьбу и таким образом хотела её уберечь от тяжелой доли. Тётя Софа послушалась мать, но операция не прошла без последствий… Выйдя замуж за дядю Андрея, они десять лет безуспешно пытались стать родителями: лечились, несколько раз делали ЭКО. Отчаявшись, или смирившись, они решили взять ребёнка из детского дома. Тётя Софа говорит, что Бог простил ей убийство малыша в утробе, когда она усыновила сироту, и дал ей Лизу.
Да, и бабушка и тётя обрели своё счастье, но скольких проблем и бед можно было бы избежать, если бы они «дождались» своего единственного.
Этот-то червячок сомнения и подтачивал где-то в глубине мою уверенность в правильности принятого решения. Но всем голосам в моей голове я твёрдо ответила:
— Да, я осознаю, что делаю. Я уверена, что он — мой единственный мужчина. Я люблю Марио, и готова решиться на близость с ним, если это так важно для него.
А для Марио, очевидно, интимная составляющая была очень важна. Вчера во время объятий я в очередной раз почувствовала, насколько важна.
Его итальянский темперамент, «горячая южная кровь» — всё это убеждало меня в том, что я должна пойти на уступки и «не морочить парню голову», как выразилась моя одногруппница, встретив как-то нас с Марио в парке.
Совершив дома все необходимые приготовления и обеспечив себе «алиби» перед родителями, я отправилась в клуб с единственной целью — сообщить Марио о том, что готова быть с ним во всех смыслах, как он и хотел, не раз намекая мне на новый уровень наших отношений.
Когда Андрей спросил, нужно ли меня подождать, я поняла, что это тот самый вопрос, когда я еще могу отказаться от своего решения. Я могу поехать домой. Прямо сейчас.
Но нет. Внутри бушует такое рьяное упрямство, что я даже не задумавшись, сразу же отсылаю парня и решительно иду вместе с Марио в его комнату.
Я была тут много раз. За этот месяц мы встречались здесь несколько дней в неделю под предлогом написания проекта, но, по сути, только целовались да болтали на совершенно далёкие от философии темы. Марио сам прекрасно справлялся с научной работой. Поначалу ему требовалось от меня своеобразное наставление, указание направления, в котором необходимо двигаться, а дальше сам перекраивал свой проект так, как видел его он.
Мы с Марио в обнимку (так уж получилось, что самостоятельно передвигаться в этом состоянии у него получается плохо) садимся на диван. Тот самый, на котором я столько часов восхищенно слушала Марио. Здесь он признался, что любит балет, и столько рассказывал о нём. что я, кажется, тоже его полюбила, хотя и была там всего пару раз. На этом диване я честно призналась моему любимому итальянцу, что никогда не встречалась с парнями и до свадьбы не планирую близость. И вот теперь я снова здесь и готова ради него забыть свои принципы.
Моё сердце колотится в предвкушении чего-то очень важного и особенного. Каждая секунда врезается в память, и я хочу запечатлеть всё происходящее с нами на всю жизнь.
Марио гладит меня по руке, его глаза закрыты, но губы тихо шепчут моё имя. Последний факт сильно сбивает с толку и первое время я даже не понимаю, что парень… уснул. Разочарование и замешательство заполняют мой мозг, и я не придумав, что делать дальше, просто сижу, застыв в полусидячем положении. Спустя несколько минут вместо своего имени я услышала сначала несмелый, но с каждой минутой всё набиравший обороты храп.
Какая же глупая ситуация! И что мне теперь делать?
Я попыталась разбудить Марио, но он лишь буркнул что-то на итальянском, крепче обхватил меня за талию и увлёк за собой, приняв горизонтальное положение. Над моим ухом началось мерное сопение, и я решила, что хотя это и не то, чего я ждала, но тоже вполне меня устраивает. Я положила свою ладонь поверх руки моего любимого, которая прижимала меня к нему, и тоже уснула, улыбаясь своему счастью — быть рядом с Марио…