И в этот самый день…
Далеко от Парижа, в одной из беднейших губерний России, на Смоленщине, в этот день гудела мартовская вьюга. В глухом лесу, где не стаял еще снег, в завываниях ветра трудно было различить другой, жуткий вой — то выла голодная и злая, бешеная волчица. Она металась по лесу, поджав хвост, изо рта у нее текла пена, она продиралась сквозь низкие сухие ветви березок и елей, опустив голову к земле.
Она бежала, не разбирая дороги. И все, кто попадался ей на пути, вызывали в ней приступ болезненной злобы, и она кидалась на них, впиваясь зубами в одежду с такой силой, что прокусывала мужицкие полушубки и терзала сквозь них тело, или, делая прыжок, кусала незащищенное лицо, голову, руки.
В одном месте навстречу волчице вышел священник. Волчица кинулась на него из-за угла церкви, прокусила щеку и разорвала верхнюю губу, так что все его лицо превратилось в сплошную кровоточащую рану. В другом — ей повстречалось пять мужиков-лесорубов, возвращавшихся из лесу. Она и на них накинулась и жестоко искусала всех пятерых. Потом она побежала по улицам небольшого селения и бросалась на всех, кто не успевал удрать от нее. Потом она снова исчезла в лесу, а оттуда выбежала на окраину города Белого, и тут только пришел ей конец.
Молодой крестьянин возвращался с базара. Волчица, рыча, ринулась на него, впилась зубами со страшной силой и искусала так, что похоже было, будто в кровавой драке его исполосовали всего ножами. К счастью, крестьянин нес с собой топор — не то не быть бы ему в живых. Топором он оборонялся от бешеного животного и топором в конце концов зарубил волчицу.
Смоленское земство на общественные средства собрало в дорогу девятнадцать искусанных людей — восемнадцать крестьян и одного священника — и вместе с больничным фельдшером отправило их за спасением в Париж.
Дорога из России к Пастеру была уже проложена: жители Смоленщины не первые ехали туда.
Ровно за месяц до того дня, когда в Смоленской губернии случилось несчастье, на другом конце России — в Одессе — собралось экстренное собрание общества врачей. Собрание было посвящено двум вопросам, связанным друг с другом: созданию первой в России бактериологической станции и посылке одного из врачей в Париж для изучения пастеровских прививок.
Одесские врачи, как, впрочем, и многие другие медицинские деятели России, с недавних пор серьезно задумывались над необходимостью широкого развития микробиологической науки. Этого требовала сама жизнь. Сибирская язва и ящур, поражающие скот, приносили огромные убытки. Сибирской язвой заболевали и люди; бешенство в России было распространено больше, чем в других странах Европы, — огромное количество волков, населявших дремучие русские леса, представляло прямую угрозу: бешеные волки кусали собак, собаки заражали бешенством людей.
Микробиология быстро развивалась. Уже в 1882 году в Петербурге вышло первое в мире руководство практической микробиологии Л. Гейденрейха. В 1883 году крупнейший русский ботаник Л. Ценковский изготовил по своему методу вакцину от сибирской язвы. В 1884 году великий русский клиницист С. Боткин организовал первую бактериологическую лабораторию при медико-хирургической академии.
В 1885 году на I съезде общества русских врачей был поднят вопрос о создании в стране специальных бактериологических лабораторий. Русские ученые изучали микробиологию, изучали причины невосприимчивости к заразным болезням — иммунитет, пути передачи паразитарных болезней и многое другое.
Наступил момент, когда открытие научно-исследовательских бактериологических учреждений стало насущной необходимостью для медицины. В России достаточно было ученых, посвятивших себя микробиологии, и было кому работать в этих учреждениях. Остановка была за деньгами. Их никогда не хватало для науки ни во Франции, ни в России, ни во многих других странах. Отсутствие материальных средств, вероятно, изрядно бы тормозило развитие науки в этих странах, если бы не находились просвещенные люди, меценаты, которые охотно жертвовали свои деньги на научные учреждения и мероприятия. Иногда этими благотворителями бывали целые общества, иногда — отдельные лица.
Одесское общество врачей, заседавшее 1 февраля 1886 года, получило письмо от одного из членов этого общества; в письме говорилось, что нашелся в Одессе такой благотворитель, некий помещик, скромно не называвший своего имени, который готов пожертвовать необходимую сумму на посылку в Париж, к Пастеру, одного из врачей для изучения борьбы с бешенством.
Среди собравшихся в тот день были два человека, которым суждено было вписать свои имена в мировую историю микробиологии. Один из них — уже известный ученый Илья Ильич Мечников, другой — молодой еще, двадцатисемилетний, врач Николай Федорович Гамалея.