Б. Л. Пастернак и М. И. Цветаева (конец 30-х годов)
Надо было срочно думать о том, где и на что жить. Судя по записи в дневнике литературоведа Анатолия Тарасенкова, фанатичного любителя и собирателя современной поэзии, Пастернак рассказал ему о приезде Цветаевой 2 ноября 1939 года. Говорил, что она приходила к нему домой и оставила «книгу» (точнее, рукопись) последних стихов[74]… Когда состоялась эта встреча, неизвестно. Вдова Тарасенкова Мария Белкина полагала, что еще летом, потому-то, дескать, Борис Леонидович и не знал об арестах. Произойти это могло лишь в конце июня, так как, по свидетельству Е. Б. Пастернака, в первых числах июля отец уехал на дачу в Переделкино и до середины осени усиленно работал там над переводом «Гамлета». Он же сообщает, что в первых числах ноября (может быть, как раз первого – второго?) Борис Леонидович ездил к подруге в Болшево[75]. Поэтому не исключено, что об участи Ариадны и Сергея Яковлевича во время разговора с Тарасенковым он уже знал, но не захотел распространяться, чтобы не отпугнуть. Целью же сообщения, несомненно, было стремление создать вокруг Цветаевой кружок почитателей.
Пока мать и сын ютились у Е. Я. Эфрон, Борис Леонидович помог Марине Ивановне найти переводческую работу, познакомил со своими друзьями. М. Белкина полагает, что в ноябре 1939 года Пастернак разговаривал с первым секретарем Союза писателей Александром Фадеевым о возможности принятия Цветаевой в эту организацию или хотя бы в Литфонд, но получил резкий отказ[76]. (Впрочем, Е. Б. Пастернак утверждает, что подобный разговор состоялся почти через год, летом 1940 года, во время визита Цветаевой в Переделкино[77].) Так или иначе, в ноябре она сама обращается к Фадееву с письменной просьбой о помощи.
Ответ Фадеева датирован 17 января 1940 года. Марина Ивановна получает разрешение снять комнату в деревенском доме подмосковного поселка Голицыно и питаться в находящемся рядом Доме творчества писателей. Все это – за свой счет, причем за полгода цена «благодеяния» дважды повышалась. Но и это был выход… В своем исследовании Белкина утверждает, что Цветаева с сыном поселились в Голицыно намного раньше, в начале декабря. В дневнике Мура есть другие данные. Сначала – в марте 1940 года – он пишет, что переезд состоялся через два с лишним месяца после бегства из Болшева, т.е. после письма Фадеева, позже сдвигает его на середину декабря[78].
Редкие свидания с Пастернаком продолжались и во время жизни в Голицыно, и позднее, когда Цветаевой удалось перебраться в Москву. Отношения складывались непросто. По немногим воспоминаниям известно, что Марина Ивановна отзывалась о Борисе Леонидовиче с неизменной благодарностью за помощь и поддержку. Но и удара «невстречи» ни забыть, ни простить не могла. Однажды, в 1941 году, во время встречи с Анной Ахматовой она при нескольких свидетелях «очень зло изобразила Пастернака в Париже, как беспомощно он искал платье „для Зины“»[79]. Были и другие обиды. Семен Липкин вспоминал, как в конце 1940 года Цветаева рассказала ему, едва знакомому молодому поэту и переводчику, что недавно по приглашению Пастернака была у него на даче и застала «шумное грузинское застолье, Лукуллов пир, изобилье вина и яств, великий хозяин был навеселе». Липкин пытался объяснить, что таковы «обычаи литературного быта», и такое приглашение – проявление заботы. В ответ прозвучало: «Конечно, заботится, он ко мне добр, но я ждала большего, чем забота богатого, я ждала дружбы равного»[80]. В начале войны она надеялась, что Пастернак пригласит ее пожить в Переделкино (за городом казалось безопаснее) – не пригласил[81]…
Тем ценнее свидетельство М. Белкиной. Как-то в начале 1940 года Тарасенков и Белкина столкнулись с Пастернаком на улице. Разговор зашел о Цветаевой. Дома Мария Иосифовна записала его рассказ: «Она избегает бывать у него дома, она почему-то недолюбливает З.Н. … Она позвонила по телефону. Он зашел за ней, и они до полуночи пробродили по тихим московским переулочкам. (По-видимому, это было, когда Цветаева жила у Е. Я. Эфрон, – Е.З.) <…> Был сильный мороз, и он чуть не отморозил себе уши, и потом он зверски устал. Он всегда устает от Марины… И тут же, как бы спохватившись, с виноватой улыбкой добавил: впрочем, конечно, как и она от него. Они оба устают друг от друга, они, как два медведя в одной берлоге, наступают друг другу на лапы. Им нужно пространство… В письмах у них как-то лучше получалось!..
79
Герштейн Э. Из воспоминаний «О Пастернаке и об Ахматовой». // В кн.: Марина Цветаева в воспоминаниях современников. Возвращение на родину. – М, 2002. – С. 154.
80
Липкин С. Вечер и день с Цветаевой. // В кн.: Марина Цветаева в воспоминаниях современников. Возвращение на родину. – С. 135.
81
Кульманова З. Что я помню. // В кн.: Марина Цветаева в воспоминаниях современников. Возвращение на родину. – С. 124.