— Тут есть одна площадка, повисшая в воздухе… — сказал Сирота.
— Знаю, — оборвал его Иосиф, — но это только отдаленно напоминает… как медная менора может напоминать золотую, а та — Боговдохновенную, а та — Им созданную. Тот Храм, которым любовались мои глаза, я могу тебе показать, — сказал вдруг Флавий. — Смотри же!
Марк Сирота повернул голову и увидел плывущий по воздуху Храм. Издалека он казался небольшим, но был очень ладным, успокаивающих пропорций, утишающего рельефа. Мираж сверкал и переливался разными оттенками желтого, розового и голубого.
Флавий выглядел довольным тем впечатлением, какое произвел на Сироту фантом.
— А первый Храм был еще прекраснее, и он тоже только копия какого-то неизвестного нам Храма, — бубнил Иосиф. — В те дни люди слышали в Храме шелест крыл и голоса, призывавшие друг друга покинуть это место. Сами по себе открылись тяжеленные двери, тогда как в обычные дни их открывали двадцать четыре человека, и пот выступал у каждого на лбу. А в небе висел фригийский меч. А еще днем и ночью не покидала своего места в небе над Храмом багряная планета.
Все, все было покрыто бурыми пятнами засохшей крови. На решетке жертвенника, на его рогах, на завесах, на мраморе полов и на лестницах, ведущих в Святая Святых, — всюду были эти пятна, они выступали, как ржавчина. Их смывали, но они появлялись снова… возникали из камня, меди, золота и серебра. Они проступали отовсюду, эти пятна святотатства.
Жертвенная кровь животных отмывается легко, она не больше чем пыль, но братоубийственная кровь не смывается ничем. Этой крови было так много… Она текла по желобам вдоль улиц. Сикарии убивали ножом в спину. Подкрадывались в толпе, вонзали нож и исчезали. Если толпа была плотной, она несла в себе покойника дальше.
Они хватали людей у оград, врывались в дома и уводили от пасхального стола. Они были хуже, чем ангел смерти, их не останавливала мезуза. Искали в погребах, в сундуках, в нишах между стен. Искали, находили и перерезали горло. Отцам семейств на глазах у женщин и детей. Детям перед глазами отцов и матерей. И они были плоть от плоти, из их глоток вырывался тот же гортанный звук, они выглядели и пахли так же, как и их жертвы. Все они были дети детей праотца Иакова. Сикарии вырывали последний кусок пищи из пересохших ртов своих единоплеменников, наступали на руки, ноги и головы умирающих, которых часто узнавали в лицо, с которыми недавно делили кров и стол, которым носили праздничные подношения. Они перестали быть людьми, народом. Они стали толпой. Ты видел, как собирается толпа? — спросил Флавий у Сироты. — Его глаза стали беспокойны, они пытались пробуравить кожу, пробраться под покровы, они были бесстыдны, эти глаза, и они ничего не видели перед собой. Они были мертвы. Мертвы и беспокойны, как обезглавленная рыба, неистово всплескивающая хвостом и шевелящая жабрами.
— Как собирается толпа? — спросил Сирота.
— Разве ты этого никогда не видел? — удивился Иосиф. — До того как это происходит, что-то висит в воздухе. Я бы назвал этот феномен общим томлением, невысказанным желанием, невыкрикнутым криком. Чувствительный человек понимает, что что-то должно произойти, и замирает. А нечувствительный становится буйным. Это напоминает предшествие грозы, когда небо темнеет, воздух становится гуще, ветер стихает, набирая силы, и все чего-то ждут. Но приходит дождь, гремит гром, сверкают молнии, и напряжение уходит. Воздух разряжается. А если дождя нет, если это вообще не природная гроза, а скопление миазмов человеческого духа, томление только нарастает. Томление, удушье, бешенство, страх, тяга к людям, желание, чтобы их вокруг было много, потребность что-то делать, неважно что. Дрожь внутри. Я не знаю, что это, и называю его Божьим гневом.
И Это было в воздухе, держалось долго. Поборы прокураторов, наглость легионеров, безвыходность, бессмысленность всего, тяжесть в груди… все дурное в людях и во мне лезло наружу. Тогда они и послали меня в Галилею. А там уже собирались толпы. Людей притягивало друг к другу потому, что что-то изменилось в их природе. Галилеяне — странный народ. Обычно каждый был сам по себе, никто другому. А тут их стало тянуть друг к другу. Разве это могло произойти без вмешательства Высшей Силы? Только Он может наслать на людей свой гнев и тем самым изменить их сущность.