Выбрать главу

Сирота налетел на Гришу Медника, стоявшего посреди тротуара и явно поджидавшего именно его. Встретить Медника — дурная примета. Сирота поморщился. В прошлый раз это закончилось скандалом. Скандал устроила Маша, а пили они с Медником сначала на лавочке, потом у какого-то Сашки, потом вместе с Сашкой у Надьки. Сашку по дороге потеряли, Надька никак не хотела идти к себе домой спать. Что было дальше, Сирота помнил плохо, но знал, что к рассвету Надька тоже потерялась. А Медник улегся на тротуар у Сиротиных ворот и заявил, что никуда не уйдет, потому что это великая честь — провести ночь у порога гения, и он, Медник, такую честь заслужил. Сироте пришлось затаскивать Медника во двор, потом на террасу. Маша проснулась. Скандал был первый и настоящий.

А до того было несколько недолгих, но очень злых ссор, и каждый раз они случались из-за Медника. Маша не то чтобы его не выносила, он ей даже нравился. Но почему-то именно Медник открывал в ней какой-то шлюз, и долго копимые обиды прорывались бурлящей струей. Может быть, причина была в рабском обожании Медником Сироты. Обожание было искренним, давним, неизлечимым. Это началось еще в Москве. Они поселились в одном общежитии, учились на одном курсе ВГИКа. Гриша Медник был готов на все, чтобы сидеть рядом с Сиротой, дышать с ним одним воздухом, смеяться его шуткам, поражаться его саркастическим ремаркам. Он заплатил целых двадцать рублей Сеньке Шаповалову за обмен койками, чтобы поселиться в одной с Сиротой комнате. Записывал речения Сироты в записную книжку, доставал ему нужные книги и, если не было другого выхода, воровал их из институтской библиотеки. Он даже научился пить спиртное, чего раньше не умел, для того только, чтобы сопровождать Сироту в турне по распивочным и в гости.

Как только у Медника заводились деньги, он устраивал ужин в ресторане, а гостей на ужин звал Сирота. Медника прозвали в институте Сиротским прилипалой, и он этим званием гордился.

— Прилипала за плотвой не бегает, — охотно объяснял Медник желающим слушать, — прилипала плавает в компании с акулами и китами. А Маркуша не просто кит, он Моби Дик. И я прилипала, да, и мне это лестно.

Сирота любил Медника и страдал от его присутствия.

— Человек не должен ощущать себя ничтожным, — поучал он своего Прилипалу в прекрасные моменты пьяного благодушия. — Это дело надо оставить друзьям и недругам. Они уж постараются за тебя. Ты же ставь себя на постамент высотой с пятиэтажку за минуту до бритья, потому что как только твоя рожа появится перед тобой в зеркале, этажи начнут выскальзывать из-под ног. Если к вечеру под тобой останется хотя бы одна ступенька, считай, что прожил день недаром.

Медник записал поучение в книжку.

— Безнадежен, — всхлипнул Сирота, — ты, брат, безнадежен. Ты прирожденная салонная дворняжка, а это — худшая порода людей и собак. Знаешь, что беспородный и что держат тебя из милости, но не звереешь от этого, а только усерднее лижешь хозяину руку. Выкинут тебя за дверь, а ты ляжешь на коврик и будешь подыхать от верности. Ну, пустят тебя назад в квартиру, накормят из жалости, но разве это жизнь?

Медник и это речение занес в записную книжку.

— Я не боюсь смерти, — как-то признался Маше Сирота, — но боюсь, что Медник станет моим главным биографом. Когда решу умирать, должен буду убить Медника. У меня нет выхода.

Поначалу Маша смеялась над причитаниями Сироты. Гриша Медник показал себя по отношению к ней с лучшей стороны: он приехал в Израиль вслед за Сиротой, проявив при исполнении этой задачи чудеса храбрости и изобретательности, а приехав, тут же стал опекать Машу, потому что об этом его просил уехавший в Японию хозяин и друг. Медник не стал устраиваться на постоянную работу, чтобы иметь возможность срываться в Европу на то время, что Сирота гастролировал там или снимал кино. Подрабатывал он у мормонов, а кроме того, снимал сюжеты для зарубежных телекомпаний. Сирота познакомил его с нужными людьми по всему миру, кое-что подкидывал и Генрих. Но именно материальная зависимость от клана Сироты и удручала Медника.

— Я хочу служить своему кумиру бескорыстно, — ныл Гриша Медник, уплетая простую, но сытную Машину стряпню, — меня унижает мысль, что быть другом Сироты для меня выгодно.

Маша понимающе кивала головой. Многие считали, что Прилипала вертится вокруг Сироты из корысти, но Маша так не думала. Вроде бы ничто не предвещало Машиного взрыва. Медник был другом дома, своим в доску, Маша его любила и защищала. Отношения испортились после того, как Сирота произнес «мазл брохе». С этой минуты присутствие Прилипалы в доме стало для Маши невыносимым.