Выбрать главу

  - Помощники мои подсчитали расходы по содержанию вашей скотины и готовы хоть завтра вернуть вам всю живность, если вы сегодня оплатите все затраты!

  Тут пастух оторвался от бумажки и улыбнулся толпе губами, оставляя глаза холодными:

   - Видите, братцы, я говорил вам, что все очень просто!- после чего он снова уткнулся в бумажку, не замечая перемен в лицах собравшихся:

   - Вы сами видели и фермы, и конюшни, и постройки для жилья. Все подсчитано, и расходы будут возмещены по справедливости, то есть одинаково с каждого двора, но с учетом поголовья в стаде. Это будет решаться конкретно в каждом дворе при работе комиссии по сбору долга, - отбарабанил Прут без запинки и сунул бумажку в карман, в котором словно утонули все слова и мысли собравшихся. Стояла тишина. Было слышно, как кучер отгонял от повозки неугомонных мальчишек. Пастух заговорил уже медленней:

   - Конечно, сегодня никаких дел не будет, а завтра комиссия начнет работать по дворам, и я рад за вас, братцы, что этим летом избавил вас от хлопот со скотиной и вы могли спокойно и стабильно трудиться. Все будет хорошо! С такими, как вы, мечты всегда будут сбываться!

  Толпа безмолвствовала, убаюканная речью пастуха, а он повторил деловым тоном:

   - Завтра с утра работа комиссии. До завтра, братцы! Это чистая формальность, и она не займет много времени, - по привычке успокаивал жителей пастух, уже спустившись с пирамидки. Толпа расходилась успокоенная тем, что все будет по справедливости.

  Наступило утро следующего дня. Все жители сидели по дворам в ожидании комиссии, которая не заставила себя долго ждать. Им, сидевшим по домам, было невдомек, что вместе с комиссией прибыл и расположился на окраине деревни огромный обоз из телег, которые бесконечной вереницей тянулись со стороны летних ферм, заполняя и заполняя пространство перед деревней. Комиссия начала работу без промедлений, начав с крайнего дома и двигаясь от дома к дому по улице. По обеим сторонам улицы, где работала комиссия, живой цепью застыли рослые волки в бойцовской позе. Их торсы через плечо украшала черная лента со словом из золотых букв ВОЛКГВАРДИЯ. Все проходило тихо, размеренно, без суеты и действительно не занимало много времени. К дому, куда заходила комиссия в составе двух волков с черными папками и пастуха, подкатывали несколько пустых телег. Волки с этих телег соскакивали и выжидали во дворе. Прут знакомил хозяев с комиссией, после чего первый волк зачитывал из папочки величину долга, а второй волк без промедления делал в своей папке отметку об оплате, которая производилась волками с телег. Процедура эта занимала какие -то минуты и не доставляла хозяевам никаких хлопот. Они могли просто стоять и наблюдать, как волки с телег выносили из амбаров, из сараев, из дворов мешки с зерном, мукой, с картошкой, с кормами, успевая при этом нырнуть в погреба за соленьями. Хозяева не могли не благодарить пастуха за то, что он уладил для них вопрос с оплатой не деньгами, а в натуральном виде, что позволило им сразу, на месте, рассчитаться. Набитые битком телеги уезжали обратно, а у следующего двора уже поджидали новые подводы из вереницы, заполнявшей улицу. Даже собаки не мешали работе комиссии, разорванные волкогвардией уже в первые часы. Прут из каждого двора выходил последним, пожимая руки хозяевам и напоминая о том, что завтра они могут забирать свою скотину по квитанции, выданной комиссией. Для всех у него хватало радушных слов.

  Несмотря на быстрые темпы работы, в первый день комиссия успела объехать половину деревни, оставив вторую половину на следующий день. Прут побывал во дворах второй половины, извинился перед многими хозяевами за пустые ожидания и всех успокоил, что завтра они тоже присоединятся к счастливчикам, вернувшим свою скотину. Когда последние груженые телеги вместе с комиссией покинули деревню, над ней нависла тишина, напоминающая стабильность деревенского кладбища. Собак было не слышно с утра, а к вечеру и петухи притихли. Одних, похоже, забрали за оплату, а другие словно ждали своей очереди и не хотели нарушать тишину своего последнего вечера. Калитки многих дворов после комиссии оставались открытыми и напоминали вывернутые карманы на большой дороге.

  Был неурочный час, но у ворот Лавра собралась небольшая толпа. Люди стояли отдельными группками, не сбиваясь в одну толпу. Как на поминках. Показался Демьян, из второй половины деревни.

  - Ну что? Как? Возвратили скотину? - тормошил он людей, переходя от группы к группе и заглядывая им в глаза, но те лишь отмахивались от него. На скамейке у ворот сидел Лавр, замерев неподвижно, с опущенной вниз головой, словно упорно пытался найти там, под ногами, ответы на свои вопросы. Непонятно как долго сидел он в этой позе. Услышав Демьяна, старец поднял голову. Глаза его блестели в свете полной луны, и блеск этот не походил на отражение радостных чувств. В его доме успела поработать комиссия, как и у всех, собравшихся у калитки. Демьян подошел к старцу, но Лавр, опередив его вопросы, медленно заговорил:

   - Всю жизнь мы привыкли работать и не знали другой жизни... Сегодня она пришла в мой дом, в наши дома, другая жизнь, - он оглядел людей, стоявших вокруг:

   - Теперь мы знаем, что есть другая жизнь, и она не похожа на жизнь людей, привыкших жить своим трудом.

  Слова давались ему тяжело. Не потому, что он не знал о чем говорить. Ему было противно говорить. Он с трудом скрывал отвращение к происходящему, но так же медленно продолжал:

   - А ведь я мог бы спокойно умереть и не узнать этого, - мысли его были где-то далеко от скамейки, от избы, от столпившихся мужиков.

   - Чего? - нарушил наступившее молчание Демьян, ловивший каждое его слово. Казалось, Лавр не услышал его и продолжал свою речь самому себе, звездам:

   - Я мог бы умереть, не узнав, что недостаточно жить одним трудом, - Лавр снова замолчал. Слова пригибали его к земле все ниже и ниже, словно он сгибался от боли: