Криков жены Фёдор не слышал, зато до него хорошо доносился лай собаки, срывающийся на хрип. Фёдор вышел на улицу. Собака рвалась с цепи, глядя за забор, на небольшое светлое облако, медленно передвигающееся над тропинкой в сторону их дома. Приглядевшись, Федор различил в нём очертания человека, туловище которого плавно переходило в загнутый снизу хвост. Не обращая больше внимания на собаку, он попятился назад, чуть не упав на ступеньках, забежал в дом и запер дверь. Теперь он мог бы услышать хрипы из спальни, но забыл про всё на свете, осталась единственная задача – бежать подальше отсюда. Он снова вышел на улицу, но облака уже не было. Фёдор бросился заводить их старый трактор, потом побежал за Ниной. Её он обнаружил на полу у двери в спальне, в запачканной кровью сорочке, с зажатой в кулаке упаковкой таблеток. Она, видимо, пыталась доползти до кухни, но сил не хватило. Не кашляла больше, еле дышала. Фёдор стал её усаживать и тормошить, пытаясь привести в чувства:
– Нинка, вставай! Давай! Нам надо ехать!
Нина хоть и пришла в чувства, но своим телом совершенно не владела. Непонимающим взглядом она уставилась на Фёдора, словно не помнила даже его. Тот принёс стакан воды, обрызгал ей лицо, остальное заставил выпить. После пары минут этих реанимирующих действий Нина пришла в себя и с помощью крепких рук мужа даже поднялась на ноги, вместе они поковыляли к выходу. Нина ничего не спрашивала, вообще не говорила и не сопротивлялась. Пёс теперь жалобно скулил на цепи, поняв что его хозяева удирают. Фёдор отстегнул его, усадил Нину в трактор, залез и сам и наконец включил первую передачу. Рявкнув и выпустив облако вонючего дыма, трактор резко тронулся и медленно поехал к лесу, сопровождаемый радостным псом, увозя людей прочь из этого забытого места.
Лене тоже не удалось поспать в эту ночь. В первом часу она проснулась по неизвестной ей причине, как просыпаются люди с чутким сном, словно что-то встревожило её. Николай мирно сопел рядом. Полежав несколько минут и растеряв остатки сна, Лена повернулась на живот и заглянула за занавеску окна. Сквозь запотевшее стекло виднелось светлое пятно, медленно перемещающееся вдоль домов. Протерев пальцами стекло, она различила в пятне очертания хорошо знакомого человека.
Тревога мигом превратилась в ужас. Лена попыталась встать, но ноги на дали ей сделать этого: любая попытка придать мышцам хоть малейшее напряжение отражалась невыносимой болью. Оставалось только беспомощно лежать. Впрочем, когда она следующий раз бросила взгляд за окно, то ничего необычного там уже не заметила, но ноги не проходили. Вскоре до неё донёсся приглушённый лай собаки, звук двигателя трактора. Однако их пёс почему-то не лаял, не отвечал своему единственному соседу, один раз только жалобно проскулил. Пол ночи Лена пролежала, прикованная к постели, потом незаметно для себя заснула. Когда проснулась, в окно уже заглядывало яркое, но уже желтоватое августовское солнце, поворачивая на юг. Мужа рядом не было, не лаяла собака, не тарахтел трактор, боль в ногах прошла. Чувствуя себя выспавшейся и отдохнувшей, Лена прошла по освещённым комнатам, заглянула на кухню в поисках мужа, вышла на улицу. Корова с несколько недовольным видом паслась у дома, привязанная к забору, у собачьей будки стояла полная миска еды. Пёс, правда, почти не притронулся к еде, да и вид у него был какой-то напуганный. Увиденное очень удивило Лену – муж никогда не проявлял заботы в хозяйстве. Сам он ковырялся у их старого, если не древнего, трактора, доставшегося им от соседей, тех самых, где жила Ленина подруга. Уезжая, они отдали трактор им, и он тогда уже был в плачевном состоянии. Насколько помнила Лена, пользовались они им всего несколько раз и то давным-давно.
– Ты что там делаешь? Мог бы и меня разбудить, – крикнула Лена с крыльца.
– Ты спала крепко, – Ответил Николай, проигнорировав первый вопрос.
– Дался тебе этот хлам!
– Может, пригодится.
Лена ушла в дом не скрывая улыбки, да и не перед кем было. В чём секрет такой резкой перемены её мужа и долго ли она продлится, Лена не знала и не желала думать об этом, ведь для счастья всегда достаточно только настоящего. Но намерения посетить дом пастуха она не оставила.
5
Во второй половине дня небо затянули лёгкие перистые облака, немного уменьшив интенсивность солнечного света. Солнце пряталось за ними, как за вуалью. Лена шла по тропинке к дому пастуха со страхом и с непреодолимым желанием туда зайти, какое, наверно, бывает у детей. Перед домом остановилась в нерешительности. Осмотрела его неухоженный вид, почерневшие от времени брёвна, некрашеные окна, бурьян вокруг и свежую неаккуратную могилу у тропинки. И занавески с резными краями за окнами, которые совершенно не вписывались в общую картину. О том, что она видела ночью, она пока решила не размышлять, поскольку событие это было из тех, размышления о которых каждый раз заводят в тупик и ещё больше пугают.
Лена поднялась по скрипучим ступенькам покосившегося крыльца с ощущением, что его ветхая крыша обязательно на неё рухнет при первом же порыве ветра. Где-то за домом хлопала отвалившаяся с одной стороны доска, видимо на задней дощатой стене чердака; ветер различными тонами завывал в щелях, в шаткой конструкции крыльца. Хоть хозяин и умер день назад, а всё здесь напоминало о его отсутствии долгие годы. Лена огляделась, никакого движения вокруг себя не заметила. С этого места хорошо видны были те три дома сзади. Тот что слева выглядел лучше всего; где-то за ним Николай стучал, ремонтируя трактор. И зачем ему это надо? Впрочем, у Лены тоже возникла навязчивая идея отсюда свалить, и никогда она так близко мысленно не подходила к её осуществлению… Но сейчас она повернулась к перекошенной двери, забитой полугнилой доской. Оторвать её даже ей не составило труда.
Под наклоном дома дверь со скрипом отворилась, представив взору тёмный коридор с едва заметной дверью в дом. Ничего особенного. Лена прошла, дёрнула ручку и попала в прихожую со входом на кухню слева. Грязный пол, когда-то покрашенный масляной краской, обшарпанные стены с выцветшими, кое-где отклеившимися обоями, серая русская печь. В общем-то, это она и ожидала увидеть, но всё равно испытала разочарование. Вход в единственную комнату скрывали плотные шторы, старые, но без дыр. Лена подошла к ним и остановилась. Разочарование вновь сменилось предвкушением, какое всегда бывает, когда впервые входишь в неизвестное помещение, от которого вопреки здравому смыслу ожидаешь какого-то сюрприза.
За шторами оказались ещё одни шторы, повешенные со стороны комнаты, но уже прозрачнее, приятного светло-оранжевого цвета в полоску, а не серые, как первые. Лена шагнула в комнату… её предчувствие чего-то необычного оказалось удовлетворено куда как в большей степени! Светлая просторная комната с резным деревянным карнизом вдоль потолка сочетала в себе грубые рубленые формы старинной мебели, ненавязчивую красоту кружевных скатертей и салфеток и смелые прямоугольные линии бытовой техники середины ХХ века. Кроме светло-оранжевых в тёмную узкую полоску штор, на середине окна висели ещё и маленькие занавесочки, открытые, потому Лена их и не заметила с улицы. Пол покрывали разноцветные половики; по середине комнаты стоял прямоугольный стол с резными ножками в компании не уступающих по формам стульев с накидками. Белая с узорами скатерть была постелена так, что её углы свешивались по середине сторон стола, а углы стола наоборот выступали из-под неё, так что всё это складывалось в оригинальную комбинацию треугольников и ромбов, а дополняла её ваза с полевыми цветами, ещё не успевшими завянуть. Лена медленно пошла вокруг стола, мимо высокой кровати с железными коваными спинками, покрытой белым покрывалом с вышитым шелковыми нитками белым узором; в комнате не было запаха пыли или затхлости, абсолютная чистота и порядок; ей даже стало неудобно, что она ходит в калошах, пришлось их снять. Осмотрела большой фиолетовый абажур с кисточками по краям, неподвижно весивший над столом, высокий строгий коричневый шкаф с резными украшениями над створками дверей, напольную швейную машинку под деревянным колпаком и небольшой скатертью сверху. Нельзя сказать, что предметы обстановки комнаты были дорогими или тем более эксклюзивными, но в правильно подобранном сочетании они представляли идеальную по гармонии экспозицию. Всё было на своих местах и в достаточном количестве; ничего лишнего, и добавить тоже нечего, что говорило об аккуратности жившего здесь человека.