Вскоре он уже знал, что в тот момент, когда на него напали, по всему городу вооружённые банды атаковали дома и лавки купцов из Двуречья. Правда, те довольно быстро начали оказывать активное сопротивление, и это, кажется, стало для мятежников неприятным сюрпризом. Но ситуация оставалась очень шаткой. В конечном итоге, всё зависело от того, вступят ли в бой против млеххов воины Дильмуна, которые пока никак не проявляли себя в стычках, охраняя дворец, храмы и другие важные точки столицы.
«Отец, царица собирается говорить с народом».
Это был Эа-насир.
«Хорошо, — ответил Бхулак. — Я иду туда».
Он осторожно встал, опираясь на копьё, и прислушался к своим ощущениям. Боль почти утихала, хотя всё место вокруг раны мучительно зудело. Плечо и вовсе уже не беспокоило. Очень хотелось есть и пить, но это могло подождать. А вот если бы Поводырь во время схватки ускорил его, он валялся бы сейчас без чувств.
Бхулак поправил, как мог, изорванную и окровавленную одежду и зашагал к городу.
Остров уже окутала дневная душная, влажная потогонная пелена. Оттеняющие мерцающий белый песок побережья пыльные финиковые пальмы томились в жарких лучах утреннего солнца. В окаймляющих дорогу из гавани в город каналах смуглые мужчины в набедренных повязках безмятежно мыли белых осликов — словно рядом и не шли кровавые схватки. Похоже, народ Дильмуна был уверен в стабильности своей жизни при любом исходе противостояния.
Ворота никто не охранял. Сразу за ними, на небольшой, сейчас пустующей, площади, в тупике, образованном городской стеной и стоящим поодаль домом, виднелся общественный колодец. Глиняное ведёрко с верёвкой оказались на месте. Окунув сосуд в прохладную темень, Бхулак достал воды и жадно напился. Отдохнув пару минут, он быстрым шагом направился ко дворцу.
В ту сторону спешил не только он — люди неведомыми путями узнали, что царица хочет говорить с народом, так что жители города иногда поодиночке, но чаще небольшими группами продвигались к центру событий. Кое-где встречались следы ночных боёв — разбитые лавки, разграбленные дома, лужи впитавшейся в уличный песок крови… По дороге Бхулак заскочил в разгромленную пустую пекарю, нашёл там подчерствевшую лепёшку и жадно съел её на ходу.
Народ уже толпился на площади перед дворцом. Там же Бхулак заметил и держащихся тесными группами бойцов его отрядов. А вот млеххов видно не было — получив ночью отпор, они, в том числе и дикари-наёмники, оттянулись за стены своей фактории. Однако не оставалось сомнений, что, перегруппировавшись, они вновь атакуют. Так что всё теперь зависело от слова царицы Шадаи.
Бхулак разыскал в толпе Упери и его воинов. Вид их красноречиво свидетельствовал, что ночной бой дался им тяжело, но они готовы драться дальше. Убедившись, что сын его видит, эмиссар вновь обратился в сторону дворца.
Его обитые медью двери распахнулись, и царица вышла в сопровождении свиты. Бхулак разглядел среди неё Эа-насира и трёх его воинов. Они прикрывали госпожу со всех сторон, бросая кругом внимательные взгляды. Второй линией обороны выступали стражи в змеиных масках. Сияя золотым венцом, Шадая величественно плыла по возвышению перед дворцом. Огромная толпа на площади замерла — отчётливо слышался шелест парадной мантии царицы, которая слегка колыхалась в такт её шагам.
— Люди Дильмуна, счастливого, благословенного, — слова правительницы чётко разносились по площади — у неё был очень сильный голос, голос женщины, привыкшей говорить громко и властно.
— Сегодня случилось страшное дело, какого много лет не было в нашем мирном городе и всей стране, — продолжала Шадая. — Пролилась кровь, много крови! Её пролили чужеземцы, которых мы сюда не звали, но, когда они прибыли, приняли их, как дорогих гостей. Они же нам отплатили так, как мы все увидели сегодня — напали на наших добрых друзей и соседей, убили многих из них, погибли даже коренные дильмунцы!
Народ возроптал — правительница, которую они любили и уважали, рассказывала людям о том, как следует относиться к странным и страшным событиям, произошедшим минувшей ночью.
— Но они поступили гораздо хуже: под личиной благорасположения и уважения нашей страны, они намереваются вовсе захватить её и присоединить к своей! Они хотят отнять у нас наш жемчуг, нашу рыбу, наши земли нашу сладкую воду, дающую нам жизнь! Всё то, что подарили Дильмуну боги!
Возмущенные крики на площади нарастали — от растерянности и страха люди переходили к возмущению и гневу. Теперь следовало показать им, против кого их направить.