Он так же осторожно взял копьё из рук одного из стражей. На широком бронзовом наконечнике ещё краснела кровь — возможно, Эа-насира… Не раздумывая, Бхулак со спины проткнул царицу оружием её же воина — насквозь. Как всегда в замедленном мире, это произошло с неправдоподобной лёгкостью — он словно насадил на иглу муху. Бхулак не видел, но знал, что выражение её лица ничуть не изменилось — в обычном мире она ещё не могла понять, что убита, и продолжала править Дильмуном.
Оставив оружие в теле, он проделал то же самое с копьями трёх других стражей. Теперь царица напоминала утыканное копьями бревно, которое воины используют как мишень на тренировках.
Бхулак чувствовал, что его время в изменённом мире заканчивается: похоже, Поводырь решил, что он быстро совершит задуманное и ускорил его лишь ненадолго. Поэтому, уже особо не осторожничая, Бхулак вложил древка торчащих в Шадае копий обратно в руки стражникам. Обошёл тело царицы и поглядел на него спереди. Величественная женщина, спокойно стоящая, когда из груди её высовывались четыре окровавленных наконечника, выглядела странно и страшно. Но улыбка уже исчезала с её лица, а зрачки слегка расширились от накатывающего потрясения и ужаса.
Нарастающая тошнота и тяжесть в груди сигнализировали, что сейчас он вернётся в обычный мир, потому Бхулак, не забыв прихватить своё копьё, сквозь застывшую толпу поспешил обратно к Упери. Не успел он достичь его, как мир вернулся на круги своя. Мучительно застонав, Бхулак, однако, остался на ногах, хотя больше всего ему хотелось сейчас рухнуть и валяться без чувств под ногами толпы.
А та, как один человек, издала страшный вопль — в ответ на слабый крик, раздавшийся с подиума. С трудом обернувшись к нему, Бхулак увидел то, что и ожидал: четырёх бешено вращающих глазами млеххов, на копьях которых бессильно повисла уже мёртвая царица. Лица воинов выражали крайнюю степень недоумения и ужаса, но вряд ли хоть кто-то здесь, кроме него, понимал это.
В ещё не осознавшей произошедшее толпе местами барахтались люди, которых он распихал в изменённом времени, но на них никто не обращал внимания.
— Кричи то же, что я, — с трудом проговорил он Упери, изумлённо взирающему на происходящее.
Приводить его в чувство уже не было времени.
— Невидимые убили мать нашу Шадаю! — попытался крикнуть Бхулак, но голос его был слаб и хрипл. — Млеххи закололи царицу!
Теперь вышло громче, кое-кто из толпы обернулся к нему.
— Кричи! — повторил он Упери, и тот, привыкший беспрекословно повиноваться отцу, заголосил на всю площадь:
— Млеххи закололи царицу! Невидимые убили нашу мать Шадаю!
Толпа подхватила это тысячью голосов, вскоре вся площадь уже ревела:
— Млеххи убили царицу, бей их!
Толпа хлынула на подиум, так ничего и не понявшие стражи были убиты на месте, и над их телами ещё долго глумились, а мёртвую царицу, подняв на руки, понесли по городу.
Бхулак всего этого уже не видел: он провалился во мрак, не успев повторить Упери свои распоряжения. Но тот был парень понятливый, и через трое суток Бхулак очнулся на мягком ложе в его доме.
За это время возмущённые жители Дильмуна совместно с аккадцами разгромили факторию Мелуххи, перебив сотни её обитателей — ускользнуть на кораблях удалось лишь немногим. Правителем был провозглашён малолетний сын Шадаи, но истинная власть в городе появилась, когда в столичную гавань два дня спустя после начала смуты вошли высоконосые боевые корабли царя Шаррукина. Встретил их не град огненных стрел, а ликующие крики здешних аккадцев, да и большинства дильмунцев, вдоволь насмотревшихся за эти дни на всякие ужасы и хотевших вновь жить в спокойствии и порядке.
Бхулак с самого начала мятежа знал, что корабли эти уже вышли из Лагаша, но он опасался, что их опередят другие — огромные суда, набитые наёмниками, ещё раньше отплывшие из Меллухи. Однако, встретившись в море с бегущими из Дильмуна млеххами и получив горькие известия, те повернули назад.
18
Маргуш, Марга. 2002 год до н. э.
— …И посему, неустанно заботясь о благоденствии страны нашей и священного града Марги, после долгих раздумий и бесед с богами, вынес я своё решение…
Звонкий голосок Святого человека разносился из ниши на дальней, возвышенной части тронного зала главного дворца Марги. Стоя во втором ряду собравшихся, вместе с послами из разных стран, перед толпой великих людей Маргуша — высших жрецов, военачальников и старейшин купеческих общин — Бхулак плохо различал на фоне пышного убранства ниши фигурку в золотой маске, закутанную в роскошные облачения. Но голос мальчика был слышен чётко по всему обширному залу с многочисленными колоннами из драгоценного дерева и ослепительно белым алебастровым полом (при взгляде на него Бхулак вспоминал святилища канувшей в бездну времён Аратты).