— Нас предали! — бросил он, приблизившись к Бхулаку.
— Кто?
— Это мог быть только Эпшум! — сквозь зубы злобно проговорил Заратахша.
— Нет, это был не я, о достославный посол, и ты, великолепный тамкар великого царя, — раздался позади скрипучий и холодный голос.
Управляющий дворцом, который только что был в другом конце огромного зала, появился перед ними, словно возник из воздуха. И лицом, и повадками он походил на парящего над местом смерти огромного грифа.
— Для меня слова Святого человека такая же неожиданность, как и для вас, — продолжал Эпшум.
Его неприятный голос, тем не менее, звучал спокойно и убедительно, а держался сановник с непринужденным достоинством.
— Но что же тогда случилось? — спросил Бхулак.
— Мыслю я, что случился преподобный Хуту-Налаини, — скрипучий голос вельможи звучал столь же бесстрастно, но теперь в нём угадывалась злобная ирония, а в тёмном горбоносом лице с острой бородкой — хищная ухмылка. — Как мне доложили, вчерашним вечером он просил даровать ему час общения со Святым и обрёл просимое…
Нельзя сказать, что Бхулак был потрясён известием — в этом деле удар мог последовать с любой стороны. Однако он, скорее, подозревал бы в связях с Невидимыми управляющего, чем жреца, который производил впечатление недалёкого жизнелюбца. Но это, конечно, могло оказаться и очень умело созданной маской.
— Что же теперь, о великий? — встревоженно спросил сановника Заратахша.
— Есть ещё ночь, день и ещё одна ночь до весеннего пира, — ответил Эпшум. — Однако простите меня, я бы с радостью побеседовал с вами подольше, но меня призывают мои обязанности.
Сделав прощальный жест, сановник отошёл.
— У меня тоже срочные дела, — сказал Заратахша, и Бхулак понимающе кивнул.
Они пошли к выходу из дворца мимо группок оживлённо переговаривающихся лучших людей Маргуша, среди которых явственно витала смутная тревога. Вообще-то, идея поселить на безлюдных приграничных территориях арийцев большей части здешнего народа нравилась. Память о древнем родстве ещё жила — ведь Маргуш создавали смешавшиеся с местными племенами пришельцы и с юга, и с севера, из степи. А начало все эти потоки брали из самой Аратты. Здесь молились и арийским богам наравне с теми, которых почитали люди Элама и Двуречья. Кроме того, арии славились верностью слову. А ещё получать их отборный скот в обмен на маргушские товары было достаточно выгодной торговлей.
Но главное — собравшиеся во дворце люди, конечно же, понимали, что решение Святого человека выгодно прежде всего млеххам, которых тут не любили, хоть и сотрудничали с ними.
Бхулак слегка удивился, заметив среди роскошно одетых людей с умащёнными благовониями и аккуратно подбритыми бородами, слоняющегося с блаженным видом давешнего грязного и растрёпанного нищего. На плече его, словно прилипнув к нему задом, так и сидела кривляющиеся обезьянка. Впрочем, почему бы ему тут и не быть — как личностей, причастных к потустороннему миру, даэвона свободно пускали в любой храм, а ведь царский дворец таковым и являлся.
Бхулак тут же забыл о дурачке, увидев, как в глубине зала к стоящему в окружении богато разодетых купцов настоятелю храма Пиненкир подошли двое стражников и стали ему что-то говорить. Они стояли у одной из колонн, четко видимые в потоке солнечных лучей из светового колодца наверху. Но что именно они говорили, слышно, конечно, не было, хотя жесты Хуту-Налаини выдавали раздражённое недоумение. После короткой беседы он, пожав плечами, отправился куда-то между стражами. Купцы провожали их взглядами.
С Заратахшей он расстался у бассейна за воротами внутреннего города, близ величественных гробниц Святых людей прошлого и самых славных из владык Маргуша. Жрец, наскоро распрощавшись, скорым шагом пошёл в сторону арийского подворья, а Бхулак отравился домой, надеясь на отдых наедине с Арэдви. Но там его встретила пустота. Поясной мешочек танцовщицы с красками для лица, зеркальцем и другими мелочами отсутствовал, а значит, она ушла куда-то надолго. Ничего удивительного в этом не было, но Бхулак почему-то встревожился.
Он устал — во дворец их пригласили на рассвете, а Святой человек вышел к ним только через несколько часов, и все это время они простояли. Сев на ложе, Бхулак с удовольствием вытянул ноги, но тут в глазах его потемнело, и он очутился в потаённой комнате разума перед лицом своего владыки.