Бхулак жил теперь в своём мире — ведь именно сюда откочевала часть народа ореев тринадцать веков назад, после приснопамятного большого круга у Врат Солнца, и с умилением встречал людей с такими знакомыми лицами. Их далёкие предки, которых Бхулак знал, пришли сюда, и, как и обещал убитый им вождь Кау, забрали себе богатые медью рудники. Они сами стали добывать её: раскаляли породу с синими медными жилами при помощи костров, а потом охлаждали её водой. Камни шли трещинами, рудокопы выламывали синие и зеленоватые булыжники, дробили их и плавили, получая прекрасную медь, которую продавали окрестным племенам за скот и древесину.
Огромные стада и длинные вереницы возов с дровами и хворостом стекались сюда. А отсюда в дальние края уходили возы с рудой и уже выплавленной медью. Зимой их ставили на полозья и по замерзшим рекам металл шёл в поселения лесных жителей, которые отливали из неё оружие и украшения. С далёкого же востока приходили торговцы, привозя не только цветные камни и диковинные вещи, но и руду — другую, какой здесь не было. Она называлась блёклая, в ней было много мышьяка и из неё получалась лучшая бронза, даже если не плавить её вместе с оловом, которого тут не водилось. Правда, плавильщики блёклой руды болели, хромели, покрывались уродливыми желваками и долго не жили. Но зато бронза эта распространялась торговцами по всему мире — Бхулак знал, что достигала она и Двуречья, и Ханаана, и даже островов великого западного моря.
В общем, посёлки рудокопов этой страны и самый крупный среди них — Айес-Грэбх процветали. Сюда стекались не только торговцы, но и праздношатающиеся люди со всех краёв — здесь легко можно было купить всё, что угодно, а также весело провести время. Ищущие удовольствий обретали тут море хороших пьянящих напитков, горы вкусной еды и целые гурты молодых блудниц.
Сейчас Бхулак восседал за деревянным столом в одном из странноприимных домов — длинном, слегка углублённом в землю, с камышовой крышей. Перед ним стоял кувшин сдобренной мёдом хмельной браги из ягод и блюдо с варёной говядиной и печёными мучнистыми корнями тростника. Вокруг гомонила сидящая за длинными столами на скамьях подвыпившая толпа — отдыхающие после трудов тяжких рудокопы, купцы и просто всякий сброд. Тут не спрашивали, кто ты таков — великий воин и вождь в своих селениях, богатый торговец, бедный охотник, презренный изгой или пришелец из неведомых земель, лишь бы у тебя были медь, или скот, или иной товар, чтобы расплатиться за гостеприимство. Всё это Бхулака вполне устраивало.
Чад от открытого очага, запахи алкоголя и готовящейся пищи, грубые голоса захмелевших мужчин, женские визги и смех, стук глиняной и деревянной посуды сливались воедино, создавая густую завесу, за которой можно было спрятаться и спокойно отдаться течению своих мыслей. Бхулак давно уже раздумывал над тем, что следует продолжить своё путешествие — вынужденная задержка в образе купца, хоть и приятна, но опасна. Над миром по-прежнему летал безумный могущественный механизм и неизвестно, что могло родиться в его искусственных мозгах. Бхулак не желал нового явления Улликумми, которое могло стать концом для всех людей.
Его мысли прервали усилившиеся крики. Он поставил на стол кувшин с брагой и поднял голову. Похоже, назревал пьяный скандал. Бузил рослый воин, явно не из простых: в богато расшитой рубахе и поясе с серебряными бляхами, за который были заткнуты бронзовый топорик и каменная булава с круглым навершием. С другого бока у него висели туго набитый кожаный кошель и длинный листовидный кинжал в тоже богато украшенных ножнах. Бритая голова с одной-единственной длинной прядью свидетельствовала о его высоком статусе.
Воин явно был изрядно пьян, но на ногах держался твёрдо, а двигался ловко и гибко. При этом орал на хозяина дома, жарившего у очага мясо на угольях.
— Да как ты посмел подать горелую козлятину?! Мне, славному Шипхе, сыну райжи Прамарая, вождя клана Медведя, первому колесничему Аркаина Пламенеющего, убийце десяти иргов?!
Однако хозяин — рудокоп на покое, хромой, но могучий ещё муж — явно видывал тут и не такие виды. Ничуть не оробев, он спокойно отвечал воину, который был на голову его выше:
— Ты хоть одного-то ирга в глаза видел, пащенок? Точно нет, иначе обделался бы, и добрым людям о том не рассказывал — если б жив остался, конечно.
Рассвирепевший Шипха выхватил булаву и занёс над стариком, но тот, перехватив руку с оружием, с такой силой оттолкнул противника, что тот полетел через всё помещение. Прямо на мирно сидевшего Бхулака.