Но теперь эти создания тьмы ожили, совершая танцевальное поклонение перед большим, выше человеческого роста, глиняным горельефом богини с пугающе реалистичным лицом. Словно живое существо невероятным образом выходило из цельной стены. Нефритовые глаза таинственно поблёскивали в свете ламп.
К унылому звуку флейт прибавился высокий голос невидимого певца из тёмных глубин зала — он речитативом выводил славословия богине. Не переставая совершать танцевальные движения, девушки одна за другой исчезали во тьме, а назад появлялись не одни: теперь на шее каждой висел большой пятнистый питон — похоже, для змей это было вполне привычно. Бхулак уже видел такие танцы — в разных концах этого мира, но этот, пожалуй, впечатлял более других. Он дышал такой затаённой страстью, что, казалось, воздух в зале сгустился, стал густым, вязким и горячим, как подогретое вино из чумизы.
Мелодия флейты стала резкой, визгливой, удары задающего ритм гонга участились, голос тоже запел быстрее. Ускорились и движения танцовщиц, они становились всё более чувственными, почти похотливыми. Женщины бешено вращали бёдрами, а питоны переползали по их телам, обвиваясь вокруг то талии, то бёдер, раскачивая поднятыми головами и трепеща хвостом.
Всё чаще они проползали у женщин между ног, а те движениями изображали пылкую страсть. Бхулака вместе с молча смотревшими на действие зрителями тоже охватило всеобщее едва сдерживаемое возбуждение. Резкие звуки, запах блестящих разгорячённых женских тел, трепещущее пламя светильников и надо всем этим — потустороннее лицо Богини, как будто почти ожившей, жадно впитывающей предлагаемую жертву…
Впрочем, сегодня совершалась лишь малая церемония. Бхулак знал, что тут происходят гораздо более грандиозные и страшные праздники, когда сотни танцовщиц отдают Матери свою тёмную энергию. Тогда приносятся и кровавые жертвы, и не только свиньи, овцы и собаки — люди тоже, юноши и девушки, и дети, совсем маленькие мальчики и девочки… Обычно такие радения совершались на похоронах здешних владык, и Бхулак радовался, что сегодня не тот случай.
Слышал он и шёпотом передаваемые рассказы о более таинственных службах, совершавшихся без зрителей, где происходит настоящее проникновение змей в женщин, и в которых, наряду с питонами, принимают участие и ядовитые гады…
Танец завершался, мелодия вновь замедлилась, движения танцовщиц стали более плавными, наконец флейты и голос стихли, раздался последний удар гонга, и все замерли. Питоны соскользнули с влажных тел и уползли во тьму, а оттуда выступила величественная фигура в роскошных одеждах и тоже в маске — куда великолепнее, чем у танцовщиц, инкрустированной нефритом и золотом. В руках человек сжимал волнистый нефритовый посох, изображавший змею с квадратным лицом богини-улитки. Под маской богоподобного существа скрывался Ханжо, недавно провозгласивший себя главным жрецом храма.
Девушки подходили к нему по очереди, а он прикасался драгоценным лицом Богини к их головам и лону, после чего танцовщица удалялась вглубь храма.
Бхулаку тоже следовало туда проникнуть. Внимание толпы было поглощено кульминацией действия, и он скользнул во тьму — когда нужно, он умел становиться незаметным. Вслед за женщинами зашёл в прилегающее к большому залу помещение, и пользуясь тем, что оно было ещё более темным, чем-то, где происходило богослужение, скрылся в углу в тенях, внимательно наблюдая над снимающими маски утомлёнными танцовщицами. Хотя, в общем, лишь за одной — ещё во время танца его острый взгляд заметил то, что она скрывала на своём теле под густым слоем краски…
Девушки болтали и хихикали, омываясь водой из стоящих тут же больших кувшинов. По мере того, как узоры сходили с их тел, у некоторых становились заметны татуировки — как и во всём остальном мире, тут любили разукрашивать свои тела во славу богов и духов, и просто на удачу в жизни. И — вот она!
Девушка была довольно высокой и гибкой, с узкими плечами и небольшими, торчащими вверх грудями, не слишком широкими, но округлыми бёдрами. Лицо её показалось Бхулаку печальным, во всяком случае, она молчала и как будто сторонилась своих товарок.
Но главное он уже увидел: на её животе виднелась татуировка в виде креста с загнутыми концами — символ изливаемой на мир солнцем жизни и вечного возрождения. Бхулак видел такие во всех уголках мира. А когда она повернулась, на её спине открылся сложный узор из тех же крестов с вплетённым в него квадратным ликом Небесного бога. Подобные рисунки на телах люди Нюгуа не делали, зато их было очень много в городе Гуйфане, да и вообще во всех северных степях.