Первые он отлил в мастерской сам и, приладив их к стрелам, попробовал вместе с Шамьёй пострелять из мощного арийского лука по пластинам из лосиных рогов, связанных наподобие иргских доспехов и прикреплённых к подвешенной коровьей ноге. Результаты были превосходны: острая бронза легко пробивала рог, входила глубоко в плоть, разрывая её и расщепляя кости. В общем, несла смерть. Потом Шамья стрелял и со своими воинами, которые пришли от бронзовых наконечников в восторг. И вскоре уже все аркаинские мастера, а потом и их собратья из других вар стали делать такие же — да, честно говоря, гораздо лучше, чем получились у райжи.
Так что со стороны бранной всё складывалось не так уж плохо. В доме Бхулака тоже. Он всё больше привязывался к Тапати, а та, похоже, испытывала к нему восторженную девчоночью влюблённость. По зиме она принесла ему девочку, наречённую Бханда — Сверкающая. Бхулаку нужен был наследник, но он по долгому опыту знал, что за ним дело не станет. Такие времена всегда казались лучшими в его жизни, а это среди них стало одним из лучших.
Тапати оказалась нежной, смелой, любопытной, острой на язык — иной раз слишком. Истинная дочь Страны городов, она могла управлять колесницей, вполне прилично владела копьём и кинжалом, великолепно стреляла из лука и частенько выезжала с мужем на охоту. Правда, сейчас, когда в их покоях водворился крикливый младенец, ей стало не до того — хотя, конечно, служанки-дасьи и женщины простых кшатри всячески старались облегчить материнское бремя райяни.
Что касается влюблённого Сараты, Бхулак убедился, что Тапати и впрямь порвала с ним — явно против его воли, но со своей стороны решительно. Он пару раз появлялся в варе с какими-то поручениями — видимо, напрашивался на эти поездки. Но повидаться с райяни ему так ни разу и не удалось, хоть он и старался. А потом вовсе перестал приезжать — то ли отчаялся вернуть расположение юношеской любви, то ли сам старый Анга придерживал его от греха подальше.
До Бхулака всё это доходило урывками — он всё время колесил по стране, а в собственной варе бывал наездами. Арэдви, конечно же, всюду сопровождала его. Иметь помимо жены наложницу, даже несколько, среди арийских вождей считалось нормальным, так что Тапати спокойно воспринимала факт существования Арэдви. Однако, когда райяни попыталась отдавать ей приказы, как служанке, та спокойно ответила, что ей приказывает лишь райжа. Что Бхулак и подтвердил — к молчаливому недовольству Тапати, конечно. Но с этим он справится: вообще-то, об Арэдви в варе ходили слухи, что это дух-хранитель райжи в образе человека — то ли доброжелательная якшини, то ли злобная ветала, забравшая тело умершей девушки. Судя по всему, слухи эти дошли и до Тапати, которая оставила свои поползновения и старалась пореже сталкиваться с наложницей мужа.
Бхулака это вполне устраивало, но вот поведение самой Арэдви в последнее время ставило его в тупик. Вообще-то, если раньше она и могла считаться его наложницей, то теперь уже нет. Не то чтобы он так уж стремился хранить верность жене, просто близость с машиной всё больше казалась ему неправильной — особенно теперь, когда, впервые за долгие годы, у него снова появилась нормальная человеческая семья. И это его радовало — сам себе он мог в этом признаться. Война, отношения народов, борьба за власть, Поводырь в зияющей бездне — он ощущал, что чем дальше, тем больше всё это отдаляло его от рода, к которому он принадлежал, от людей. И не закончится ли это тем, что он сам станет бездушной машиной?..
А юная жена, дочь, другие дети, которые у них будут — их жизни была мимолётны по сравнению с его жизнью, но не менее, а может, и куда более ярки, насыщенны и радостны. И причастность к их жизням вливала в Бхулака силы, питала его энергией, позволяла ему говорить себе: «Я всё ещё человек».
Но Арэдви… Вот она человеком не являлась. Или?.. Странно, что он задумывается над этим именно тогда, когда она стала ещё более походить на… машину. Всё их общение ныне свелось к простой передаче сведений, лицо девушки при этом оставалось безжизненным, словно и впрямь у ходячего мертвеца. Даже движения её теперь всё меньше напоминали человеческие — словно двигалась она не своей волей, а подчинялась командам.
— Что с тобой? — не выдержал наконец Бхулак во время одного из коротких путешествий, когда они с отрядом воинов заночевали в степи.
— Что ты хочешь знать? — ответила она обычным своим в последнее время тоном.
— Ты ведешь себя не так, как раньше. Уже давно.
— Я функциональна, — заявила она непонятное и замолкла, словно объяснила всё наилучшим образом.