— Я хотела сделать это раньше, — произнесла девушка, подняв глаза на Бхуалка. — Но не выдалось случая.
Он разглядел, что Нойт вонзила своё оружие точно туда, куда нужно — в шею под ухом. Наг умер почти сразу.
— Зачем? — спросил Бхулак.
— Я не хочу, чтобы Шамью убили в бою, — ответила она спокойно. — Но я знаю, что так будет, если ирги нападут снова. Духи показали мне и это, и единственный выход — убить главного нага. Я пришла и сделала это. Ты ведь тоже пришёл сюда, чтобы они снова не напали.
— Да, но я знал, что делаю…
— Я тоже. И я знаю, что умру за это. Но Шамья останется…
Договорить фразу она не успела: тело её дёрнулось, взгляд остановился, изо рта пошла струйка крови, а из груди вышел окровавленный кремнёвый наконечник копья, брошенного кем-то сзади. Девушка свалилась рядом с убитым ею иргом, но Бхулак не видел этого — он в три прыжка преодолел расстояние в десяток шагов до метателя. Тот повернулся к нему, показав злорадно ухмыляющееся лицо даского вождя Навека. Увидев противника, он пытался сопротивляться его бешеному натиску, стараясь достать того каменным топором, но продолжалось это всего несколько секунд. Бхулак вырвал у него топор, оглушил рукояткой меча, заставив врага опуститься на колени, и, ухватив за хохол, от уха до уха перерезал ему горло.
Не взглянув на убитого, он подбежал к Нойт, но с первого взгляда понял, что тут уже нечего не поделаешь. В смерти лицо её сделалось невинным и мечтательным, словно у спящей маленькой девочки. Пока Бхулак, поглощённый горем, стоял над телом жены своего сына, жуткая фигура за его спиной стала колебаться, блёкнуть, а потом вовсе исчезла, и на месте том остался лишь круг догорающего костра.
— У меня иссякла энергия на подержание голограммы, а Поводырь свою отключил, — сообщила появившаяся словно ниоткуда Арэдви. — Нам надо уходить.
В обеих руках она сжимала окровавленные кинжалы.
— Да, — глухо ответил Бхулак. — Но её я не брошу.
Он перерубил мечом торчащее из спины Нойт древко копья, вытащил из груди наконечник и взял тело на руки.
— Пошли, — бросил он Арэдви.
— Алогичное решение, — вынесла та заключение, однако прозвучало это почти одобрительно.
Она заняла свое место за спиной Бхулака с явным намерением прикрывать его, пока его руки заняты. Однако, хотя паника в лагере уже утихала, выбрались они из него без происшествий. Молча и быстро достигли места, где спрятали лошадей с колесницей. Арэдви вновь видоизменилась и впряглась в повозку, а Бхулак затащил в кузов мёртвое тело, сам втиснувшись рядом.
«Шамья», — призвал он на ходу.
Ответ раздался сразу же:
«Где ты, отец?»
«Ухожу из лагеря иргов. А ты?»
«Я тоже поблизости — со своими людьми»
«Зачем?»
«Ищу Нойт… И тебя. Срп сказал мне, что ты там. И она тоже».
«Она со мной», — ощутив вспыхнувшую было в Шамье радость, Бхулак послал ему чувство своей скорби и с болью ощутил удар, испытанный сыном.
«Я оставлю её в степи и разожгу костёр, чтобы вы её нашли», — сказал он.
«А ты?»
«Меня там не будет», — Бхулак прервал связь.
Он примерно представлял себе, где находится отряд Шамьи, и подъехал как можно ближе к нему. Вместе с Арэдви, вновь принявшей обычный облик, они нарубили в ближнем колке целую гору сухих сучьев и разложили большой костёр. Тело Нойт Бхулак бережно положил рядом с ним, надеясь, что огонь не погаснет достаточно долго для того, чтобы его заметили в темноте арии, и чтобы отпугивать до того времени степных хищников.
Несколько секунд посмотрев на девушку, прощаясь, он вместе с Арэдви забрался в кузов колесницы, куда снова запрягли коней. В молчании отъехав так далеко, что костёр сначала превратился в яркую точку во тьме, а потом и вовсе исчез за горизонтом, они доехали до невысокого холма.
— Здесь, — сказала Арэдви, и Бхулак остановил лошадей.
Всё так же молча они поднялись на плоскую вершину с разбросанными в беспорядке замшелыми валунами. Во времена оны те стояли кругом, обозначая то ли священное место, то ли границу владений какого-то канувшего в вечность народа. Теперь большая часть из них валялась на земле, лишь парочка ещё упрямо продолжала стоять, хотя смысла в том никакого уже не было.
Войдя в бывший круг, Арэдви повернулась лицом к Бхулаку.
— Я должна сейчас что-то сказать? — спросила она, и странно было различать в голосе машины нотки растерянности.
— Ты разве не всё мне сказала? И много раз.
— Нет, я думала, что люди говорят что-то, когда видятся в последний раз… что-то особенное.