— Ничего. Я хочу понять.
Но теперь изящное переплетение циклов, обеспечивающих жизнь всего человечества, исчезло, а вместо него перед глазами Бхуалака стали проступать величественные фигуры людей.
— Отец… Мама… — растерянно произнёс он одними губами.
Да, перед ним, как во плоти, стояли охотник и пастух Таур из Аратты и жена его Ерати. Они глядели на него с любовью и печалью, не произнося не слова. Но Бхулак совершенно точно понял, что они хотели сказать ему: невозможно отринуть своё наследие, то, что тебя породило — будь то родители, или народ, или весь вид, и даже планета. И касалось это не только его одного, но и всех людей. А вечная битва между Отцом и Матерью, которую он наблюдал всю свою долгую жизнь, на самом деле пестовалась и разжигалась Поводырём — для того, чтобы лишить людей их рода, замутить их истоки, подрубить корни… Радуется же этому лишь тот, кого люди по неведению истинной его сути называют Змеем — вечное зло, враг, всегда ждущий момента для нападения. Отец же и Мать на самом деле сущи где-то в невероятных далях, которые даже не космическая бездна, но вне неё и выше, и там пребывают слитыми воедино.
Это было слишком огромное открытие, и он закрылся от него, чтобы не сойти с ума. Лишь шептал:
— Прости меня, мать Ерати.
Но тут отец и мать пропали, и стали появляться другие люди, некоторых из которых он смутно узнавал. Вот этот длиннобородый муж в белоснежных одеждах чем-то напоминает Аирьяшу. А юноша с безмятежным ликом, сидящий скрестив ноги под огромным древним деревом — Шамью. И нет ли в лукавом лице этого пастушка со свирелью черт его райяни Тапати и их новорождённого сына Куру?..
Многие прошли перед ним: мужи с узкими глазами, при виде которых он вспомнил госпожу Ай, другой муж, павший ниц перед пылающим странным нездешним огнём кустом — этот чем-то напоминал Анат-ханаанку и одновременно хапиру Зуру-Шалика. Как и другой, с огненными глазами, словно бы потрясённо внимавший чему-то — в одиночестве, в тёмной пещере…
Многие ещё прошли перед ним, и в каждом видел он знакомые черты, понимая, что это его далёкие потомки. Но когда перед ним явилось видение невысокого голого холма с тремя деревянными крестами и стоящего перед ними измученного окровавленного человека, который взглянул ему прямо в глаза взором, в котором словно бы сияли все звёзды, Бхулак понял, что вот к Нему он не имеет никакого отношения. И когда случится то, что ему показывают сейчас, экс-эмиссару Нации, а ныне Пастуху Земли следует быть как можно дальше от этого места, и никак не пытаться влиять на те события…
Бхулак отвернулся от окна, и видения пропали.
— Что ты видел? — спросил Поводырь. — Я сейчас не передавал тебе никакой информации.
— Неважно, — ответил Бхулак охрипшим вдруг голосом. — Я очень устал. Мне надо отдохнуть, хотя бы немного.
— Я могу устроить тебя здесь, создать привычные для тебя условия.
— Нет. Отправь в Аркаин. Я там нужен.
— Хорошо.
Неужели в голосе звучало разочарование?..
Надо что-то сказать ему… ей. Но что?
— Арэдви…
— Что Бхулак?
Он помолчал, но не придумал ничего лучше, чем спросить:
— С чего мы начнём, когда я отдохну?
— С того места, где закончили.
Бхулак не успел ответить, канув в радугу.
Страна городов, вара Аркаин. 1993 год до н. э.
Центральная площадь Аркаина не могла вместить всех собравшихся — многим пришлось стоять в проходах между домами. Собрались здесь не только местные жители, но и люди из других вар, два дня назад сражавшиеся в великой битве, и союзные дасы, в их числе и старейшина Срп. Все они победили страшного врага, но очень дорогой ценой. Пали или умерли от ран многие вожди, великий старец Анга из Аюдхи и бессчетное количество иных славных воинов. Несколько вар тоже лишились предводителей, а Аркаин — ещё и геройски погибшего в битве главного брама.
Всех их позже с почестями похоронят рядом с их варами. Но теперь люди собрались, чтобы почтить память великого райжи Гопты, пропавшего без следа. Он явно ушёл к богам — туда, откуда не возвращаются. И чтобы проводить его и сделать лёгким путь его в иномирье, сегодня принесут жертвы быков и коней и пропоют многие священные гимны.
Тяжело раненую в битве райяни Тапати принесли на носилках и удобно усадили на мешки с соломой. На руках у неё спал недавно родившийся младенец — Куру, наследник райжи, а позади застенчиво пряталась дочь Гопты Бханда. Однако, как выяснилось, не все верили в смерть вождя Аркаина. Вот на окружённое людьми свободное пространство вышел Шамья из рода Шакья — после рождения Куру он стал вторым колесничим, то есть третьим по достоинству воином вары.