— Райжа Гопта исчез, но он не умер, — сказал он, не особенно напрягая голос, но услыхали его все. — Я знаю это. Не могу сказать откуда, но знание то верное. Потому я горько скорблю теперь по жене моей Нойт, убитой иргами, но в сердце моём нет скорби по Гопте — моему другу, вождю и… отцу. Он ушёл от нас так же, как и пришёл — нежданно и неведомо откуда. Я не знаю, где он теперь, но знаю, что где-то в чужедальних краях он сейчас сражается за нас со злобными демонами. Потому что Гопта, конечно, человек — но не просто человек. Он избран богами как защитник и пастух… всего нашего мира.
Собрание потрясённо замолкло, гадая, сошёл ли молодой колесничий с ума или он говорил сейчас, вдохновлённый свыше. А Шамья произнёс строчки древнего священного текста, который брамы с детства заучивали наизусть, но вот откуда знал его воин-кшатри — бог весть:
— Я видел Пастуха. Он никогда не утратит своего положения. Иногда он близок, иногда — далёк. Он бродит разными путями. Он друг, украшенный разнообразными одеждами. Он снова и снова приходит в этот мир…*
Помолчав ещё, Шамья произнёс с великим убеждением:
— И я верю, что Гопта вернётся!
Собрание зашумело, и в большинстве голосов прорывалось недоверие. Но тут случилось чудо. Всех вдруг охватила тошнотворная тревога — словно невидимые демоны разом сжали каждое сердце. Всё замерло, люди не издавали ни звука, казалось, даже мир остановил своё извечное вращение вокруг священной вары. Раздалось зловещее потрескивание, словно бы в лютый мороз. И хотя стоял тёплый конец лета, похолодало вдруг резко и страшно, но, может, случилось это не в воздухе, а в людских душах.
И тут рядом с Шамьёй беззвучно вспыхнуло ослепившее всех пламя. Люди разом издали крик ужаса, а когда глаза их несколько мгновений спустя обрели способность видеть, они им не поверили. Перед ними в радужном сиянии стоял неведомо откуда взявшийся Гопта!
Когда первое ошеломление прошло, многие разглядели, что он бледен, явно измучен и, похоже, с трудом держался на ногах. Но это был он!
Райжа положил руку на плечо Шамье, столь же поражённому, как и все остальные, хотя сам только что говорил о его возвращении. Похоже, крепкое плечо колесничего оказалось Гопте очень кстати. Он что-то прошептал воину на ухо, отчего лицо того сделалось торжественно-отрешённым.
Повернувшись к народу, райжа произнёс:
— Арии Страны городов, я вернулся. Нам предстоит жить долго и свершить многое.
Потом он, слегка покачиваясь от усталости, подошёл к глядящими на него сияющими глазами жене и дочери и обнял их.
— Идём домой, Тапати, — услыхали стоявшие к ним поближе.
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Ригведа.
Эпилог
Лигурийское море, остров Агр. 1193 год до н. э.
«Хорошо вернуться домой», — Бхулак цеплялся за эту мысль, всё глубже погружаясь в невозвратное прошлое, вызывая оттуда лица, голоса, ощущения, запахи… Да, всего этого слишком много, и это грозило затопить его разум и душу, но он продолжал плавание в призрачном море воспоминаний.
Ровно восемь столетий миновало с того дня, как он, пошатываясь, шёл в свои покои за носилками, на которых несли его жену. Тапати… Она родила ему ещё много детей, состарилась рядом с ним и ушла к богам, насыщенная жизнью. А он продолжал править и воевать. Спустя пару лет после великой битвы при Аркаине его всё-таки провозгласили верховным райжой Страны городов. Война с иргами периодически возобновлялась, хотя они никогда уже не нападали большими силами, вновь перейдя к ватажным набегам.
Среди них ширился раскол — возникали заговоры и восстания против власти людозмей, и через какое-то время те её окончательно потеряли. Но ещё до этого времени отряды иргов, возглавляемые нагами, распространились на огромные пространства — от дремучих лесов на северо-востоке, до раздольных полей у Тёмного моря, и дальше — до моря студёного на северо-западе.
Их боялись и ненавидели все народы — за стремительность набегов, упорство и ярость в битвах и предельную жесткость к врагам. А ещё — за чудесное оружие и доспехи. И за колдовство. Их ненавидели до такой степени, что искали могилы их вождей, над которыми ирги не насыпали курганов, чтобы укрыть. А найдя, не грабили, а просто ломали сложенные там оружие и прочие вещи, разрубали на части тело усопшего, а голову уносили и сжигали. И после этого думали, что избавились от тёмного иргского духа.