— Зато вина ещё много!
Его как раз внесли дочери хозяина. Бхулак посмотрел на них с любопытством, вполне оправданным в свете его миссии. Если между ними и было сходство, то неуловимое, может быть, что-то общее в манере говорить и двигаться. В остальном они казались совсем непохожими: старшая — статная и фигуристая, с копной вьющихся каштановых волос, и младшая — невысокая, не столь роскошная телом, с большими поволочными голубыми глазами и трогательной родинкой над пухлой верхней губой. В отличие от старшей, явно более резвой и весёлой, она была задумчива и словно погружена в себя.
За девушками стояла мать, несколько высохшая, но привлекательная ещё дама. Информация Поводыря была, как всегда, точна — она была одной из дочерей Бхулака.
Теперь ему надо было изыскать способ остаться с ней наедине и пропеть свою Песню. А потом она должна была сделать так, чтобы Бхулак стал мужем её дочерей. Ему не очень нравилось это задание — и потому что не любил спариваться со своими детьми, и вообще… Так что охотнее женился бы на старшей — она была от другой, умершей уже жены Лота и не несла в себе крови Бхулака. Но наказ Поводыря был однозначен: жениться на обеих и произвести детей. Одного из сыновей следовало потом сделать царём Содома, а позже и всего Пятиградья. И ещё первосвященником сладострастного бога Ваал-Фегора. А дальше… дальше Бхулак не знал, да его это и мало интересовало.
Но всё это случится ещё очень нескоро, пока же Бхулак был в этом доме лишь скромным гостем, с почтением внимающим словам хозяина. Тем более, что хозяйка уже удалилась, оставив дочерей следить, чтобы чаши гостей вовремя наполнялись вином,
— Скажи, досточтимый, что произошло здесь вчерашним вечером? — изнывающий от любопытства Даму едва смог дождаться ритуала преломления хлеба и окончания обязательных вежливых расспросов о здоровье.
Лот вздрогнул и потемнел лицом. Он отставил чашу с вином, его взгляд остановился на огоньке, теплящимся в плошке с маслом. Потом заговорил, но будто о другом.
— У меня никогда не было видений, как у дяди Аврама, — говорил он тихо, как с самим собой. — Это только к нему являлся Бог наш, и это его хлебом и вином в долине Шаве приветствовал первосвященник Всевышнего и царь Шалема Малки-Цедек после того, как дядя разбил войско царей. Но вчера я понял, каково это… И как страшно должно быть дяде ходить перед Богом Живым. Эти гости… Они не простые люди. Они, наверное, вообще не люди, а посланцы Господа, о Котором забыли большинство людей, но помнит моя семья.
В комнате повисла тишина, даже девушки, сидевшие в стороне, перестали шушукаться и бросать заинтересованные взгляды на Бхулака.
— Я понял это, лишь увидел их у ворот города, когда они заходили в него, — продолжал Лот. — Хотя ничего особенного в них, вроде бы, не было… Странно, сейчас я даже не могу вспомнить, как они выглядели, даже молоды они или стары. Их глаза…
Патриарх прикрыл свои глаза, словно пытался восстановить в памяти картину встречи.
— Я сразу предложил им гостеприимство, но они почему-то отказывались, говорили, что хотят ночевать на улице. Сейчас я понимаю: они знали то, что должно произойти, и не хотели навлекать беду на мой дом. Но я знаю, каковы по ночам улицы Содома… Я настоял, и мы пошли ко мне. Я принимал их в этой комнате, как и вас. Это был радостный вечер. Но потом…
Лот опять замолчал, но исходивший любопытством Даму снова не выдержал.
— Мы слышали, что к дому подступила толпа негодяев. Но как вы спаслись?
Лот, словно и не заметив невежливости гостя, ответил надтреснутым голосом:
— Я вышел к ним за ворота, уговаривал, умолял их… Но они были как одержимые! Словно лица их скрылись за звериными масками.
Он виновато взглянул в угол, где сидели дочери.
— Я предложил им вместо гостей своих девочек — я просто больше не знал, что делать.
Старшая поднялась гибким движением, налила отцу вина и ласково положила руку ему на плечо.
— Ты всё правильно сделал, батюшка, — проговорила она низким грудным голосом. — Превыше жизни нашей и чести честь рода Лотова.
С её стороны встревать в разговор старших мужчин было серьёзной вольностью, но патриарх вновь попустил нарушение этикета.
— Я не должен был говорить это, — мотнул он головой.
— Разве, когда человек встречается со стаей злых бродячих собак, он выбирает, что должен говорить, а что нет? — подала голос младшая.
Говорила она вполголоса и вроде бы несмело, но слова её звучали более убедительно, чем у порывистой старшей.