Последнее что он слышал, были слова — может, их прокричал Лот, а может, они вспыхнули в меркнущем сознании самого Бхулака:
— День Господа лютый, с гневом и пылающею яростью, чтобы сделать землю пустынею и истребить с неё грешников её!
Много дней — он не знал, сколько — прошло прежде, чем он, дрожа от слабости, спотыкаясь и падая, смог выбраться из расселины. Перед ним предстало зрелище дотла выжженной долины Сиддима, где руины домов, чёрные остовы деревьев, пеплом ставшие трупы людей и животных являли картину воплощённого ужаса. От осквернённой земли к чистым небесам поднимались столбы смрадного дыма. Гарь и сера витали в воздухе так густо, что пощипывало кожу. Бхулак молча созерцал пейзаж прогоревшей преисподней, придерживаясь за соляной столб, удивительно напоминающий человеческую фигуру. Потом повернулся и, пошатываясь, пошёл прочь. В этой жизни он никогда больше не встретился с Лотом и его семейством.
Юго-восточное побережье Анатолии, залив Мирта. 2005 год до н. э.
На ходу он тяжело, со всхлипами вбирал в себя густой солёный запах моря, пронизывающий тут всё. Ещё тут везде были застывшие брызги и клочья пены, сквозь которые ему порой приходилось буквально продираться. Иногда встречалась похожая теперь на неживой полупрозрачный цветок медуза или испуганная полуоглушённая рыба — из тех, которые не успели уйти на глубину при первых признаках бури. А один раз он наткнулся на яркую молнию и осторожно обошёл вскипевшую от удара воду. В отличие от волн, молния двигалась — медленно, но совершенно зримо, словно стекала с облаков, вознамерившись оплодотворить море смертоносной энергией.
Всё это и правда напоминало страшную ночь сто пятьдесят лет назад, когда он нёсся по улицам погибающего Содома — только теперь ему противостояла стихия не огненная, а водяная. А какая разница… И в том, и в другом случае царила непреложность некой высшей воли, противостоять которой не мог ни он, ни даже ни даже его неживой наставник. Её можно было лишь попытаться обойти — чем от теперь и занимался.
И он, и, конечно, Поводырь, и тогда, и теперь сделали всё, что от них зависело. Сто пятьдесят лет назад он по приказу Поводыря убил Фарру, отза Аврама, привел царей в Пятиградье. Потом пришёл к Лоту и обманул его, а Поводырь направил на людей свою небесную скалу. Но что произошло дальше?.. Вернее, Кто в единый миг смешал всю эту грандиозную и изощрённую игру?..
Ответ был один — кто-то более грандиозный и изощрённый, чем Поводырь, и, тем более, Бхулак.
Значит, и теперь весь тщательно разработанный план механического разума, согласно которому Бхулак должен достичь дальней отрасли своего народа и сделать так, чтобы она потерпела поражение в противостоянии с другим, неведомом народом из самых глубин земли — этот детально разработанный, расписанный по шагам план терпит крушение в самом начале своего исполнения. По вине одной бури и одной волны, нахлынувшей на корабль именно в то время и с той силой, какая была потребна…
Последние метры он преодолел уже из последних сил, по почти жидким волнам, которые медленно наползали на берег и обратно, стараясь увлечь назад вырывавшегося из-под их власти человека.
Пересекши песок пляжа, обильно усеянный выброшенными волнами медузами, водорослями, целыми и разбитыми ракушками, Бхулак добрался до линии зелени, без сил рухнул на траву, облокотился спиной на случившийся тут громадный валун и вытянул ноги. Его охватили перебивающие запах моря ароматы сосновых лесов и мирта, давшего название и этому заливу, и городу, стены которого виднелись совсем рядом. Впрочем, кажется, теперь город называется Питура.
Бхулака охватило несравненное чувство возвращения домой. Да, собственно, так оно и было. С умилением он уставился на крупного краба, который, не обращая внимания на бурю, трудолюбиво отрывал клешнями маленькие кусочки растущей на валуне водоросли, аккуратно отправляя их себе в рот.
Странник готов был просидеть так всю вечность — несмотря на избитое ноющее тело, смертельную усталость и накатывающую тьму забвения. Но дать себя ей поглотить было ещё рано — оставались дела.
«Ишваал!» — мысленно позвал он сына.
«Отец, ты жив! — даже в мыслях бравого моряка ощущалось облегчение. — Где ты? Что с тобой?»
«Всё хорошо, я на берегу. А где вы?»
«Выходим из бури. Одного матроса унесло в море, да двух гребцов задавило вёслами. Корабль потрепало, но ничего серьёзного. Сейчас я развернусь, и мы вернёмся за тобой».